И тут ему в голову пришла новая мысль: а что если Магистр именно поэтому принял решение лишить самого себя памяти, не смог простить себе совершённую ошибку и предпочёл о ней забыть? Что ж, такое вполне могло произойти. Нарьяна ведь чётко сказала, что потеря памяти была следствием действий самого Варда. Так может ли в таком случае амнезия служить ему оправданием? Увы, от кармы не скроешься даже на том свете, а уж тем более в забвении. Тогда выходит, что бессмертный прав, и Магистр за свои грехи заслужил смерть. Вот только расплачиваться придётся не ушедшему в небытие ублюдку, а его ничего не помнящему наследнику.

– Хочешь покаяния? Изволь. – приговорённый горько усмехнулся. – Двенадцать лет назад я очнулся в склепе среди высохших трупов без сил и без памяти. Так что буду признателен за любые сведения о моих, так сказать, прегрешениях. Как-то не хочется умирать в неведении.

Некоторое время бессмертный молчал, видимо, переваривал откровения Магистра, а потом громко расхохотался.

– Всё-таки кто-то из наших тебя достал,– теперь в его голосе сквозило откровенное злорадство,– хоть что-то приятное за этот поганый день. Выходит, ты теперь у нас невинная овечка, Магистр, вот умора. Думаешь, я на это куплюсь?

В этот момент Вард заметил, что ресницы спасённой им женщины дрогнули, она явно начала приходить в себя. Поскольку он совершенно не представлял причину конфликта между ней и пленившим её бессмертным, то счёл правильным переключить внимание на свою особу, чтобы у женщины было достаточно времени разобраться в происходящем.

– Чего конкретно ты от меня хочешь? – неприязненно бросил обвиняемый. – Как я могу каяться в том, чего не помню? – Увы, надежды Варда на то, что палач примет его аргументы, и перед казнью всё-таки сподобится огласить приговор хоть в каких-то подробностях, канули в небытие. Бессмертный упорно молчал, не удостаивая его ответом. В конце концов, смертнику надоело ждать, и он решил сам предъявить ультиматум палачу. – Либо ты расскажешь мне всё, что знаешь, либо стреляй,– мрачно процедил он,– мне больше нечего сказать.

За его спиной тихо щёлкнул взводимый затвор, и Вард обречённо закрыл глаза. Несколько секунд он напряжённо ожидал смерти, но выстрела так и не последовало, впрочем, и откровений тоже, безымянный просто хранил молчание. Наконец Варда достала эта игра на нервах, поговорка о том, что ожидание смерти хуже самой смерти, была ему хорошо известна, и сейчас он был с ней полностью согласен.

– Как знаешь,– мрачно процедил приговорённый и решительно поднялся на ноги, готовый либо словить пулю, либо самому прикончить палача.

Причина молчания бессмертного сразу сделалась понятной. Тот сидел в десяти шагах, облокотившись спиной об обгоревший ствол дерева, его рука с зажатым пистолетом безвольно лежала на земле, а голова низко склонилась на грудь. В распахнутый ворот куртки было видно, что вся его сорочка сделалась алой от крови.

– Тоже мне, мститель,– презрительно буркнул Вард,– лучше бы подумал о том, как бы самому не отрубиться.

Он не спеша подошёл к раненому, забрал его оружие и принялся осматривать бесчувственную тушку на предмет травм. Пулевая рана в грудь нашлась быстро и вызвала у Варда только один вопрос: каким образом этот парень добрые четверть часа умудрялся толкать свои обвинительные речи. Пуля пробила ему сердце и по-хорошему должна была убить мгновенно. Разумеется, до Варда доходили слухи о способностях бессмертных к ускоренной регенерации, но чтобы устраивать самосуд с пулей в сердце – это уже было далеко за гранью человеческой природы. Пока самопальный доктор недоумевал по поводу необъяснимой живучести своего пациента, тот открыл глаза. Его взгляд Варду сразу не понравился, бессмертный словно смотрел не на него, а куда-то внутрь, как смотрят слепые.

– Эй, парень, не вздумай мне тут окочуриться,– Вард приподнял голову раненого и слегка похлопал его по щекам, пытаясь вывести из шокового состояния. Это помогло, взгляд сделался более осмысленным, и упёрся Варду прямо в переносицу.

– Останови эту бойню,– а вот его голос прозвучал как-то странно, словно раненый смертельно устал от разговора и пытался отделаться от навязчивого собеседника. Его глаза снова закрылись, и тонкая струйка крови заскользила из уголка рта по подбородку.

Ошарашенный столь неожиданной развязкой Вард несколько секунд сидел в ступоре и только потом очухался и сподобился проверить пульс бесчувственного тела. Как и ожидалось, сердце бессмертного не билось, что, впрочем, не заставило доктора покорно сложить лапки и сдаться.

– Ну нет, так просто ты от меня не скроешься,– Вард с остервенением принялся реанимировать своего непутёвого палача,– ты мне всё расскажешь.

Увы, все его старания оказались тщетны, сердце парня остановилось окончательно. Прекратив своё бессмысленное занятие, Вард застыл над трупом воплощением тщеты человеческих усилий. И в этот момент ему в голову пришла замечательная идея: а что если довериться рефлексам своего тела, терять ведь всё равно нечего. Он уселся поудобнее и с помощью уже ставших привычными дыхательных упражнений погрузился в неглубокий транс. Он не пытался что-то делать осознанно, но при этом мог легко отслеживать свои действия. Его правая рука поднялась как бы сама собой, и ладонь плотно зажала рану на груди бессмертного. Почти сразу Вард почувствовал, что его правая кисть сделалась горячей, а ещё через несколько секунд он уловил первый удар сердца под своей ладонью. Вскоре сердцебиение стало ровным, и раненый с усилием втянул воздух в лёгкие, всё ещё пребывая в отключке.

Из транса Варда вывел очень знакомый голос, раздавшийся с того места, где лежала спасённая им женщина.

– Зачем ты тратишь свои силы на эту тварь? – в голосе отчётливо прозвучало презрение как к доктору, так и к его пациенту. – Он же собирался тебя убить.

Вард прекратил реанимационные мероприятия и повернулся на голос, который показался ему смутно знакомым. Его взгляд сразу упёрся в чёрные пронзительные глаза ведьмы. Только теперь эти глаза принадлежали не скрюченной тощей тётке, а той самой пленнице бессмертного, которую Вард так самоотверженно спасал сначала от огня, а потом от отравления дымом. Женщина тряхнула волосами, и на землю, словно снежинки, полетели хлопья пепла.

Громкий хлопок расколол блаженную темноту на тысячу осколков, которые с противным визгом разлетелись во все стороны. Правую щёку Мартина обожгло резкой болью, и он вполне резонно предположил, что один из осколков саданул его по лицу. Это было, конечно, досадно, но никак не могло послужить достаточно весомым поводом к тому, чтобы покинуть уютное убежище небытия и вернуться в жестокий мир, полный боли и разочарований. Да, бессмертный был несомненно прав, в этом мире для Мартина не имелось подходящего места, смерть была единственным разумным выходом. Яркий свет резанул по его закрытым векам, и прямо в голове юного мизантропа прозвучал легко узнаваемый голос.

– Хватит изображать из себя дохлятину,– в голосе Джарета совсем не слышалось угрозы, скорее, раздражение,– открывай глаза, парень, иначе придётся тебе ещё разок вмазать.