– Я рада, что вам нравится, сэр Генри! – отвечала Эмма, явно довольная комплиментом.

– Кстати, Грейвз! – вмешался мистер Левинджер. – Не хотите ли приехать к нам на следующей неделе в пятницу и погостить до вторника? Вы ведь знаете, что старый осел Боулз выращивает фазанов – в промежутках между посещением службы? Они так расплодились, что можно настрелять три или четыре сотни, но это слишком высоко в холмах – слишком высоко для меня, по крайней мере. Если вы приедете, я возьму пару пистолетов. Рядом живет наш пастор, у него есть ученики – одним словом, отличная охотничья компания. Будем стрелять в субботу, понедельник и вторник, заодно поохотимся и на куропаток.

– Я с удовольствием! – искренне обрадовался Генри. – Не думаю, что у меня будут какие-то дела – по правде сказать, я уверен, что их не будет.

Он взглянул на Эмму – и впервые за весь этот день улыбнулся по-настоящему.

Эмма оценила и этот взгляд, и улыбку – но задумалась, неужели Генри так радует перспектива настрелять «три или четыре сотни фазанов» где-то в холмах… или все-таки возможность посетить Монкс Лодж… и увидеться с ней? Эмма решила, что дело в фазанах – однако мило улыбнулась в ответ и сказала, что будет рада видеть сэра Генри.

Их осыпали рисом и хмелем

Затем Левинджеры уехали, а Генри, сменив праздничный костюм на старую куртку и бриджи, отправился в кабинет, чтобы в тишине выкурить трубку.

В тот вечер они ужинали вдвоем с матерью. Это была не слишком веселая трапеза – в доме царил беспорядок, оставшийся после свадебной церемонии. С большого овального стола в столовой даже не убрали вазы с цветами, и потому разговаривать за ужином оказалось совершенно невозможно. Когда дворецкий принес десерт и тихо удалился, леди Грейвз побарабанила пальцами по белой скатерти.

– Как-то мрачновато, ты не находишь, мой дорогой?

– Да уж! – откликнулся сквозь цветы Генри. – Это немного напоминает мне Южную Америку, где туземцы разговаривают друг с другом через натянутые шкуры. Может быть, перейдем в кабинет? По крайней мере, там не понадобится перекрикиваться.

Мать кивнула в знак согласия, и они перебрались в кабинет. Генри взял с собой графин вина.

– Мне кажется, все прошло хорошо, – сказала леди Грейвз, пока Генри разжигал камин.

– О, вполне, вполне. Ты не против, если я закурю?

– Генри, я знаю, что тебе не нравится этот брак. Он и мне не слишком по душе, потому что Эдуард… ну, скажем, не совсем нашего круга человек. Но вкусы у всех разные, и я думаю, он прекрасно подходит для Эллен. Видишь ли, она станет им командовать – а вот ужиться с тем, кто командовал бы ею, она не смогла бы. Кроме того, он богат – а богатство ей необходимо для того, чтобы чувствовать себя комфортно. Нет-нет, я очень удивлюсь, если этот брак не будет иметь успех…

– Эллен всегда будет иметь успех – даже в браке с Эдуардом Милуордом, мама. Я отчасти восхищаюсь ею – но почему-то совсем не завидую своему зятю, хоть он и женился на даме, которой, строго говоря, не заслуживает. Надеюсь, он тоже сможет быть… счастливым.

– Не сомневаюсь, они с Эллен все решат к обоюдному удовлетворению. Знаешь, дорогой, если посмотреть на эту свадьбу еще и с другой точки зрения – то я очень рада за Эллен: она теперь вне досягаемости наших проблем. – Леди Грейвз вздохнула. – До сего дня, Генри, мы отчаянно боролись, чтобы не ударить в грязь лицом, и я жила в постоянном страхе, что перед самой свадьбой случится нечто ужасное. Но вот все трудности позади, Эллен стала женой богатого человека – очень богатого! Это помогло нам и весьма сильно – но теперь, мой дорогой, все деньги у нас с тобой закончились, осталось едва ли сто фунтов, и я не знаю, что будет дальше…

Генри попыхивал трубкой, глядя в огонь, и не отвечал.

– Мне не очень хочется задавать этот вопрос, Генри, но… не думал ли ты о том, что мы с тобой вдвоем обсуждали после похорон твоего отца?

– О, да, мама, думал – и очень много.

– К какому же решению ты пришел? – леди Грейвз принялась расправлять складки платья, чтобы скрыть волнение, с которым она ждала ответа.

Генри встал и выбил недокуренную трубку в камин. Затем он обернулся и заговорил тихо, но почти с яростью:

– Решение, матушка, заключается в том, что я, принимая во внимание все обстоятельства, должен попытать счастья. Я не знаю, согласится ли она – и по-прежнему думаю, что она будет глупой, если согласится – но я попрошу ее руки. Та, другая, исчезла, и лишь Небеса знают, где она теперь. Я не могу найти ее – возможно, это и к лучшему, иначе вся моя нынешняя решимость растаяла бы, как дым. А теперь, если вы не против, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Об окончании этого дела я непременно вам сообщу.

– Еще один вопрос, Генри. Ты поедешь в Монкс Лодж?

– Да, в пятницу. Я принял приглашение мистера Левинджера погостить там до вторника или дольше.

Леди Грейвз вздохнула с глубочайшим облегчением. Затем она встала, подошла к своему сыну и поцеловала его в лоб, пробормотав:

– Благослови тебя Бог, мой мальчик! Ты сделал меня счастливой женщиной – впервые за столько дней! Доброй ночи.

Генри обнял мать, зажег для нее свечу и долго провожал ее взглядом, пока она шла через холл. Казалось, даже походка у нее изменилась – так воодушевили ее слова Генри. В последнее время леди Грейвз ходила мелкими неуверенными шажками, почти робко – но теперь выступала с привычной для нее грацией и достоинством, высоко подняв голову.

– Бедная мама! – вздохнул Генри, возвращаясь в свое кресло. – Она многое пережила, и хорошо, что я могу ее порадовать. Господи! Если бы дело было только во мне – я бы давно уже сделал это, ради мамы! Джоанна… о, Джоанна, где же ты – и почему твой взгляд вечно преследует меня… Ну, где бы ты ни была – между нами все теперь кончено… моя Джоанна!

Генри закрыл лицо руками и громко застонал…

На следующее утро, когда Генри одевался, дворецкий, как это было заведено, принес ему почту. Генри вскрывал письма одно за другим и быстро просматривал их содержимое. Было несколько циркуляров, пара писем, связанных с поместьем, два приглашения на охоту и один счет от шорника, которому покойный брат делал заказ три года назад.

– Много бумаги! – бормотал Генри, разбирая циркуляры перед тем, как бросить их в камин. Внезапно из пачки циркуляров выпал довольно большой конверт обычной тонкой бумаги, надписанный незнакомым неровным почерком. Генри поднял его и внимательно осмотрел, недоумевая, что это за послание.

– Интересно… еще один счет Реджинальда или очередное требование долга от его друзей? В любом случае, я не знаю отправителя и могу не читать его. Письма, которые так выглядят, вечно содержат какие-то неприятные известия…

Генри бросил письмо на туалетный столик и стал повязывать галстук, а потом полез за укатившейся под комод булавкой. Про письмо он вспомнил лишь тогда, когда стал расчесывать волосы – неточная надпись «сэру Г. Грейву» снова привлекла его внимание, и он распечатал конверт. Первые же слова, которые он увидел, были «ибо считаю порядочность первейшим долгом, к которому следует стремиться…»