Русло узенькое, а главное, мелководное. Катер идет потихоньку-полегоньку, словно нащупывает какую-то свою траекторию. Вода здесь застойная, зеленоватая, так как за плотиной течения почти нет.

Участники экспедиции наблюдают на берегах идиллические, сменяющие друг друга картинки. То пляжики, где купаются деревенские мальчишки. То стадо коров, зашедшее по колено в воду. То лодка с сидящим в ней рыбаком.

Несколько закрытых кручами поворотов. И наконец протока выводит их к полноводному руслу Дона. Здесь течение посильнее. Двигатель набавляет обороты. И «Русь» сразу мощно набирает ход. Нос вздыбливается, а задняя часть глубоко проседает в воду.

Движение берегов ускоряется. Спидометр показывает, что катер вышел на расчетную скорость — около пятидесяти километров в час.

Гордо реет на баке бело-синий Андреевский стяг…

Все, как завороженные, любуются картинами, открывающимися взору. Прибрежные заросли. Зеленые холмы с вкраплениями белых пород. Сёла с торчащими из-за деревьев куполами церквей.

Странное ощущение овладевает всеми, кто сегодня вышел на реку. Дежавю или не дежавю, но всё кажется им до боли знакомым. Больше тридцати лет прошло с тех пор.

Так же скользил по реке их плот. Так же убегали назад берега. И плыли над головой белые облака.

Мир изменился до неузнаваемости. А они остались в душе все теми же ребятами с нашего двора.

Но река — это не только расслабуха и послеобеденное купание в теплой, мутноватой воде. Это еще и приключения.

Первое ждало их совсем недалеко. Река разлилась широко и привольно. А они зазевались. И с ходу налетели на песчаную мель. Да как налетели! Удар был настолько силен, что Дубравин, сидевший на носу, не удержался и кубарем полетел вниз, в воду.

Хорошо, что был одет в синий спасательный жилет.

Другим тоже досталось. Рухнули на сваленные в каюте палатки, стулья, спальники.

Дубравин встал в воде. И первым делом напустился на Витька:

— Куда, … ты смотрел? — и тра-та-та-та.

Ну что тут можно сказать. Он сам сидел на носу впередсмотрящим.

Стали осматриваться. Пробовать сняться с мели. Запустили заглохший двигатель. Но, похоже, сели плотно. Катер не двигался с места. Только винт гнал песок и землю.

«Ну вот! — прикинул Дубравин. — Катер весит две с половиной тонны. Да горючего триста литров. Да люди. Да палатки, утварь, припасы. Дело дрянь. Будем пробовать столкнуть вручную. Не сидеть же нам тут до мартышкиного заговения».

Что такое мартышкино заговение — он не знает. Но присказка, доставшаяся ему от отца, на ум приходит постоянно.

Поразмыслив, подает командирским голосом команду:

— Все в воду! Кроме рулевого! Будем толкать!

Народ, естественно, забурчал, забулькал:

— Ну вот, хотели культурно отдохнуть.

— А тут!

Но он так свирепо погнал всех в воду, что, несмотря на возраст, заслуги и звания, опыт, ордена, они снова почувствовали себя теми сопляками, которые когда-то шли на плоту по Ульбе. А его — вожаком.

Спрыгнули. В воде не холодно. Да и воды тут по колено. Песок щекочет пятки, рыбки там, внизу, видно, всполошились, покусывают за пальцы, за волосенки.

— Давай попробуем столкнуть его назад! — скомандовал Дубравин. — Все к носу! Попробуем приподнять. Девчонки, отойдите! Это не ваша работа. Постойте в стороне!

Девчонки, какие уж там девчонки! Женщины. Людка — постарше, но потоньше. Мария — помоложе, но покрепче — стоят в сторонке в намокших шортах. Ждут, чем закончатся усилия «мальчишек».

— По команде давай задний! На полную! Навались!

И четыре друга-товарища, как муравьи, навалились!

Но куда там! Черта лысого! Сколько ни рвали они жилы, сколько ни ревел двигатель на самых высоких оборотах, сколько мути и песка ни выбрасывал винт — «Русь» крепко сидела на мели.

Пробовали и рывками. Взад-вперед.

Ничего не происходило.

Было такое ощущение, что алюминиевый корпус врос прямо в песчаную отмель. И им никогда теперь отсюда не выбраться. Разве что трактор привести. И попробовать тросом с берега стянуть.

Опечалились дружбаны. Вот так вот. В кои-то веки вышли на большую воду! Все вместе. Как мечтали. И такой облом.

Стали думать. До тех пор, пока Казаков не заявил:

— Надо его разгрузить. Там наверняка больше полтонны барахла! Если снесем его на берег, то, может, и столкнем. Пустой-то!

— Ай да седобородый, ай да аксакал! — радостно воскликнул Амантай, поправляя прилипшие к попе свои наимоднейшие плавки.

Все выстроились в цепочку. И начали передавать багаж. На берегу Людка складывала его в кучу. Мудохались, в общем, долго. Но стащили, снесли, сложили в кучу.

И — о чудо! «Русь», после того как с нее сняли этот непосильный груз, приподнялась. Оправилась. И всплыла. На это явление Дубравин язвительно заметил:

— Вот так бы скинуть весь балласт с России. Она бы и пошла вперед! — И радостно, с присказкой: — В общем, дела идут, контора пишет, касса деньги выдает!

Теперь они искали места поглубже. И потихоньку вели катер вдоль заросшего зеленой травой берега.

Обошли банку. Потом подняли снова груз на борт. Сели сами. И тронулись дальше.

Шли долго. Пейзаж вокруг постепенно менялся. На левой стороне Дона показались высокие меловые берега. Правый низкий берег зарос густым камышом, кустарником, лесом.

Не остановиться, не причалить.

Проплывая мимо высоченной меловой стены, ребята увидели вход в большую, судя по всему, обитаемую пещеру. Мария Бархатова указала на нее своими черными очками и сказала:

— Видно, мы дошли до места, где когда-то располагался Воскресенский Белогорский мужской монастырь. Точка это знаковая. Стоял он во-он там, на вершине, прямо над берегом Дона. И жило в нем до революции сорок два монаха…

— Может, нам здесь остановиться? На днёвку! — подхватил иеромонах Анатолий. — Помолимся братии. Поищем… — но что «поищем», говорить не стал.

Дубравину все равно. Главное, что они вместе. И снова чувствуют себя одной командой, где каждый другого понимает с полуслова…

В общем, причалились к противоположному берегу. Нашли небольшой песчаный, белеющий у воды пляжик, а за ним — полянку с зеленой травой.

Уткнули носом в песок катер. Привязали канатом к соседнему дереву морским сложным узлом. Начали разгружаться. Ставиться на ночлег.

Хорошие палатки. Плитка газовая, на которой все мгновенно закипает. Стол раскладной. Стулья складные. Посуда металлическая, из спецсумки. Надувные матрасы.

Короче, другие времена, другие нравы. Жить можно.