— Ты так думаешь?

— Да. А ты?

— Я тоже, — сказал Джеральд.

Между репликами были длительные паузы. Борьба имела для них особое значение, суть которого они не понимали.

— Духовно и интеллектуально мы близки, теперь до какой-то степени сблизились и физически. Это только закономерно.

— Да, конечно, — согласился Джеральд. И вдруг, удовлетворенно рассмеявшись, прибавил: — Все это так удивительно. — И красивым жестом повел плечами.

— Не понимаю, — сказал Беркин, — почему нужно искать этому оправдание.

— Я тоже.

Мужчины стали одеваться.

— Я нахожу тебя красивым, — сказал Беркин, — и это тоже приятно. Надо получать радость от всего.

— Ты считаешь меня красивым — то есть красивым физически? — спросил Джеральд; глаза его блестели.

— Да. У тебя северный тип красоты — словно отблеск снега на солнце — и складное, пластичное тело. Оно тоже вызывает восхищение. Всему надо радоваться.

Джеральд, хрипло рассмеявшись, сказал:

— Такой взгляд имеет право на существование. От себя могу прибавить, что теперь чувствую себя лучше. Борьба мне помогла. Хочешь, выпьем на брудершафт?

— Можно. Думаешь, это гарантия?

— Не знаю, — рассмеялся Джеральд.

— Во всяком случае, теперь мы чувствуем себя свободнее и раскованнее, а ведь этого мы и добивались.

— Вот именно, — подтвердил Джеральд.

Они переместились к камину — с графинчиками, бокалами и закусками.

— Перед сном мне всегда надо немного поесть, — признался Джеральд. — Тогда лучше спится.

— У меня все наоборот, — сказал Беркин.

— Вот как? Значит, мы не так уж и похожи. Пойду, надену халат.

Оставшись один, Беркин задумчиво смотрел на огонь, мысли его унеслись к Урсуле. Похоже, она снова воцарилась в его сознании. Вернулся Джеральд — в эффектном халате из плотного шелка в широкую черно-зеленую полоску.

— Вид шикарный, — отметил Беркин, разглядывая свободного покроя халат.

— Купил в Бухаре. Мне нравится.

— Мне тоже.

Как разборчив Джеральд в одежде, думал про себя Беркин, какие дорогие носит вещи! Шелковые носки, изящные запонки, шелковое белье и подтяжки. Любопытно! Вот и еще одно различие! Сам Беркин был небрежен в одежде, не придавая значения внешнему виду.

— Я хочу сказать, — начал Джеральд — было видно, что он уже некоторое время размышляет над этим, — что ты странный человек. Необыкновенно сильный. А ведь по внешнему виду этого не скажешь, вот что удивительно.

Беркин рассмеялся. Глядя на красивого светловолосого мужчину, который великолепно смотрелся в роскошном халате, он не мог не осознавать, как велика между ними разница — возможно, не меньше, чем между мужчиной и женщиной, — только в другом отношении. Но не это занимало сейчас его мысли — в его жизнь вновь властно вошла Урсула. Джеральд отступил на второй план, его образ померк.

— А ведь я сегодня сделал предложение Урсуле Брэнгуэн, — неожиданно признался он.

На лице Джеральда отразилось несказанное удивление.

— Предложение?

— Да. Почти официальное, сначала, как и положено, поговорил с ее отцом, — впрочем, это получилось случайно и скорее пошло во вред.

Джеральд продолжал удивленно смотреть на друга, словно не понимал, о чем идет речь.

— Ты хочешь сказать, что в здравом уме отправился к Брэнгуэну просить руки его дочери?

— Да, — ответил Беркин, — именно это я и сделал.

— А с ней ты перед этим хоть говорил?

— Нет, не говорил. На меня вдруг словно накатило, и я пошел туда, чтобы просить ее стать моей женой. Но дома был только отец, и потому я вначале обратился к нему.

— И просил его согласия? — заключил Джеральд.

— Ну да.

— А с ней так и не поговорил?

— Поговорил. Она пришла позже. Так что я и ей все сказал.

— И что она ответила? Ты уже жених?

— Как бы не так! Она сказала, что не терпит, когда на нее давят.

— Что сказала?

— Не терпит, когда на нее давят.

— «Сказала, что не терпит, когда на нее давят». А что она имела в виду?

Беркин пожал плечами.

— Не могу тебе точно сказать. Думаю, не хотела, чтобы ее озадачивали именно в тот момент.

— Вот как? И что ты сделал?

— Ушел и направился сюда.

— Никуда больше не заходил?

— Нет.

Джеральд смотрел на него удивленно и весело. Ему было трудно понять эту ситуацию.

— Неужели все это правда?

— До последнего слова.

— Ну и ну!

Джеральд откинулся в кресле, вид у него был ужасно довольный.

— Отлично, — сказал он. — Значит, ты пришел сюда, чтобы помолиться своему ангелу-хранителю?

— Помолиться?

— Похоже на то. Разве ты не этим занимался?

Теперь Беркин не понимал, к чему клонит Джеральд.

— И что дальше? — продолжал Джеральд. — Как я понимаю, твое предложение остается в силе?

— Полагаю, да. Поначалу я поклялся, что пошлю их всех к чертям собачьим. Но теперь думаю, что через какое-то время повторю предложение.

Джеральд внимательно следил за другом.

— Выходит, ты влюблен? — спросил он.

— Думаю… я ее люблю, — ответил Беркин, вид у него был спокойный и сосредоточенный.

Джеральд просиял от удовольствия, словно эти слова доставили радость лично ему. Потом его лицо приняло соответствующее моменту серьезное выражение; он важно кивнул:

— Должен сказать, я всегда верил в любовь… настоящую любовь. Только где ее в наше время найдешь?

— Не знаю, — ответил Беркин.

— Редкое чувство, — сказал Джеральд и, помолчав, прибавил: — Сам я никогда его не испытывал… то, что у меня было, любовью не назовешь. Да, я был охоч до женщин, по некоторым даже сходил с ума. Но к любви это не имело никакого отношения. Не думаю, что какую-нибудь женщину любил больше тебя, хотя мое отношение к тебе другого характера. Ты меня понимаешь?

— Да. Не сомневаюсь — ты никогда не любил женщину.

— Значит, ты это чувствуешь? А как тебе кажется, смогу я когда-нибудь полюбить? Понимаешь, о чем я? — Он приложил руку к груди, словно хотел что-то оттуда извлечь. — Я имею в виду, что… нет, не могу объяснить, но в душе это чувствую.

— Что же все-таки?

— Не могу найти подходящих слов. Но в любом случае что-то постоянное, не подвластное переменам…