— Он, возможно, заметил это.

— Наверное. Но вот что самое интересное: много лет спустя яобнаружила, что он тратил все свои деньги на самые дорогие груши, которые нехотел отдавать мне сам… а потом еще и ходил в театр, чтобы посмотреть, как яиграю.

Она прошла мимо очередной стойки, остановилась у следующей,добрела до конца и медленно зашагала обратно.

— Как-то ночью он рисковал жизнью, чтобы спасти меня. Ненаходишь это немного странным?

— На первый взгляд — да.

— Что, по-твоему, мне делать с этим?

— На твоем месте, — торжественно начал Майкл, ставя стаканна полку и направляясь к Ли, — я бы постарался выяснить отношения. Во всякомслучае, настоял бы на объяснении.

Ли метнула на него лукавый взгляд:

— А у тебя оно есть?

— Да. — Он взял ее за плечи, повернул лицом к себе и наконецсказал правду:

— Четырнадцать лет назад я хотел, чтобы у тебя были самыепрекрасные груши во всем штате Нью-Йорк, и хотел быть именно тем, кто приноситих тебе. Я хотел говорить с тобой и хотел, чтобы ты со мной разговаривала. Яхотел сохранить подарок, который ты мне принесла, и хотел делать подарки тебе.Короче говоря, я хотел тебя.

Ли вытаращилась на него в бесплодной попытке понять смыслтирады.

— И ты считал, что грубостью и открытой неприязнью можешьзаставить меня захотеть тебя?

— Нет, — решительно покачал он головой. — Но у меня уже былотемное прошлое и самое неопределенное будущее. Я не желал, чтобы у тебя было сомной что-то общее. Я хотел, чтобы у тебя появился кто-то, не имевший никакогосравнения со мной. — И укоризненным тоном добавил:

— Я также хотел, чтобы ты встретила мужчину куда приличнее,чем тот лощеный, насквозь фальшивый тип, от которого так и разило частнойшколой. Но тебя угораздило втрескаться в него! Я на стенку полез, когда тысказала моей тете, что вы помолвлены. Поверить не мог, что я спас тебя от себятолько для того, чтобы ты закончила Логаном Мэннингом!

Несколько мгновений Ли честно боролась с раздиравшими ее иабсолютно противоречивыми порывами засмеяться, заплакать и, приподнявшись нацыпочки, поцеловать его в гладко выбритую щеку.

— Самая невероятная история, когда-либо мной слышанная, —заключила она с ослепительной улыбкой. — И кажется, самая добрая.

Улыбнувшись в ответ, Майкл обнял ее за плечи и повел кдверям. И то, что сказал ей по пути, так тронуло сердце, что Ли прислониласьголовой к его груди.

— Я держал этого рыцаря на виду в каждом офисе, который уменя был. Он стал моей путеводной звездой. Если мне предстояло сделать выбор, ясмотрел на маленького оловянного рыцаря и вспоминал, что хотя бы на одну ночьстал «доблестным рыцарем»в твоих глазах, и шел по верному пути, — пояснил он ишутливо добавил:

— У меня было мало возможностей проявить доблесть, потому яудовлетворился этическими принципами.

Он остановился в гостиной и, прислонившись бедром к спинкедивана, привлек Ли к себе и сжал ее талию.

Ли почувствовала, что он собирается сказать что-то оченьважное: недаром так упорно молчит. Или просто не знает, что говорить?

Она потянулась к столику, поспешно схватила стакан иподнесла к губам. Выжидая. Отметив, как привлекательно он смотрится в белойрубашке с распахнутым воротом. Строго-красивое лицо… Пожалуй, скорее строгое,чем красивое, и все же бесконечно более мужественное, чем лицо Логана. И вкаждой черте отражается не только сила, но и гордость. И еще у него чудесныеглаза, глаза, которые могут становиться то мягкими, то суровыми, но при этомнеизменно оставаться понимающими и мудрыми. В любом разговоре мысли Логанаобычно были где-то далеко, и это отражалось в его глазах.

Майкл не замечал ее оценивающего взгляда: он пыталсясообразить, как заставить ее понять. На языке так и вертелись фразы, которые ондолго боялся произнести: «Я влюблен в тебя. Пойдем со мной в постель, и язаставлю забыть, как больно он ранил тебя».

Проблема состояла в том, что предательство мужа не позволитей поверить в искренность чувств Майкла. И разумеется, ни о какой постели неможет быть речи.

Он был так же твердо уверен в этом, как и в том, что еечувства к нему куда глубже, чем она способна сейчас понять. Между ними всегдасуществовала необъяснимая связь, некое странное понимание, возникавшее всякийраз, едва они оказывались вдвоем. Много лет назад Ли разглядела в нем что-тохорошее и инстинктивно пыталась заставить его это проявить. Даже сейчас, когдавесь мир, что вполне естественно, считал Майкла преступником, когда газетыутверждали, что именно он убил ее мужа, она, которая должна бы находиться рпервых рядах обличителей, стала его самой стойкой защитницей.

К несчастью, все это чисто эмоциональные умозаключения, иМайкл не думал, что Ли готова разговаривать на подобные темы, хотя бы потому,что ее нервы натянуты до предела. Но все же Майкл решил попробовать. Он провелладонями от ее плеч до запястий и тихо спросил:

— Ты веришь в судьбу?

Ли рассмеялась, но когда отвечала, голос предательскидрогнул:

— Уже нет. — И, помолчав, сморщила нос и, в свою очередь,шепнула:

— А ты?

Он расслышал эту дрожь и возненавидел Логана Мэннинга вдвоебольше, чем уже ненавидел.

— Я итальянец и ирландец, — усмехнулся он. — Гремучая смесь.Мои предки изобрели суеверия и фольклор. Разумеется, я верю в судьбу. — Онаробко улыбнулась, поэтому Майкл поспешил продолжить:

— Я верю, что судьба предназначила тебе подарить этогорыцаря. И быть моей путеводной звездой. — Он осекся, видя, как недоверие исомнение туманят ее глаза, но все же снова заговорил, испытывая границы еевыдержки:

— А мне судьба предназначила быть в ответе за тебя. Вовремяоказаться на месте, когда бандиты пытались напасть на тебя. Кроме того, именномне было назначено быть рядом с тобой, но я сплоховал и позволил ЛогануМэннингу получить тебя. И знаешь, во что еще я верю?

— Я почти боюсь спросить. «Будь проклят Логан Мэннинг!»

— Кажется, судьба дает мне еще один шанс выполнить своедело.

— И… и какое же это дело? — с веселой настороженностьюспросила она.

— Я уже объяснил, — ответил Майкл, пытаясь не выдать топочти благоговейное ощущение, которое испытывал в этот момент. — Мое дело —быть за тебя в ответе. И, в частности, помочь тебе пережить историю с Логаном.Пора сквитаться с ним за то, что изменял тебе и предавал твое доверие. Ты несможешь быть собой, пока не вернешь хотя бы крупицу былой гордости.