– Ты всегда хорошо пахнешь.

– Все равно бывают такие, которые гундят «не кури, не сори, картины руками не щупай…»

– Ани, я…

«…люблю тебя любую» – вдруг услышала она в тишине, в том месте, где голос в динамике прервался. Имел ли Дэйн в виду молчанием именно это? Эти ли слова недосказал вслух? Ей почему-то отчаянно захотелось услышать именно их.

– Что?… Ани?…

– Ничего. – На том конце усмехнулись. – Почитаем дальше?

– Ты хотел сказать что-то важное.

Эльконто молчал. О чем он думал? Между ними дома, дороги, кварталы, фонари, потоки машин и витрины магазинов, а она чувствовала его так же хорошо, как себя.

– Приезжай. – Неожиданно добавила она в динамик и затихла.

– Я…

– Что?

– Если я приеду,… – стук ее сердца вплетался в пульс ночи – жаркой, наполненной ожиданиями и нежными чувствами, ночи, – то уже не сдержусь. Особенно сегодня, после того, как я увидел тебя в военных штанишках.

– Дэйн…

– И тогда уже скажу все, что хотел сказать. Так что, в общем, если время для этой стадии еще не пришло…

– Дэйн…

– Да?

– Приезжай.

Он приехал лишь для того, чтобы отвезти ее в особняк. А после любил так нежно, как она едва ли могла ожидать. Под его горячими руками и жаркими губами, Ани чувствовала себя шелковым лоскутом, томимым негой облачком, бабочкой, крылья которой гладят чуткие руки волшебника.

Бархатное тепло кожи, ласковые прикосновения…

Ни веса тяжелого тела, ни казавшихся на вид грубых ладоней – лишь сплошное обожание в каждом жесте. Ее любили, ее ценили, ее холили и лелеяли, как прекрасный цветок, как единственную и самую красивую в раковине жемчужину. Ею восхищались, ее боготворили, на нее дышали с осторожностью, на нее смотрели с любовью.

– Дэйн…

– Да, моя милая…

– Ты со мной, со мной…

Их пальцы переплетались, взгляды проникали под кожу, вдохи смешивались, а души смотрели друг на друга.

Он наполнял ее, а она его. Она открыла ворота тому, кто въехал в них, глядя по сторонам с благоговением, и кто взирал на все с замиранием сердца. Такой никогда не обидит, всегда будет любить, уважать, защищать и оберегать. Такой человек использует каждую минуту своей жизни, чтобы показать, как сильно ценит вверенное в его руки сокровище…

Эта шея, плечи, мягкие волосы… Крепкие мышцы и такие ласковые руки… Невесомость и ищущие ее губы. Это невероятное чувство принадлежности друг другу и ощущение навсегда сошедшейся, из двух в одну, дороги.

– Мой…

– Твой, Ани. Только твой.

Часом позже она лежала на его груди, возила своим подбородком по его щекам, дурачилась и улыбалась. То и дело утыкалась носом в горячую шею, втягивала такой знакомый, такой родной запах и смеялась.

– Ты чего-то мне не сказал по «часам». Промолчал, помнишь?

Их пальцы все еще были сплетены, а через ладони, через соприкоснувшуюся кожу перетекало из одного тела в другое ощущение неземного блаженства.

– Вот ведь вредная девчонка…

– Можешь так и начать фразу. «Моя вредная девчонка, я хотел сказать тебе вот что…»

Дэйн тоже смеялся. Поглаживал ее руки, отворачивался, когда она пыталась нежно укусить его за нос.

– Говори-говори-говори! Говори уже…

– Моя вредная девчонка – ты самая лучшая на земле.

– Еще!

– Моя вредная девчонка – ты настолько чудесная, что мне ни на минуту не хочется тебя отпускать.

– Ой, как здорово… Еще! Пожалуйста, еще…

– Я бы свою вредную девчонку затискал так, чтобы она хохотала у меня в ладошках, не переставая…

– Еще!

– Свою вредную девчонку я никому и никогда не отдам.

– Правда?

– Правда.

– Никогда-никогда?

– Никогда. И все потому…

– Почему?

В этот момент оба сердца одновременно пропустили удар.

– …потому что я очень люблю свою вредную девчонку.

Ани затихла. На секунду успокоилась, прижалась к его груди щекой, зажмурилась от счастья, а после прошептала.

– Я тоже люблю тебя, Дэйн. Сильно-сильно.

Этим утром с кухни вновь доносилась музыка – кто-то включил радиоприемник.

Создатель, как это здорово, потянуться на теплых простынях, вдохнуть, пропитавший подушку, запах духов – ее духов – и просто лежать, слушая, как грохочет, перемалывая зерна, кофемолка. Просто знать, что все хорошо, и что дальше будет еще лучше.

Началась новая жизнь, и он чувствовал это.

Дэйн спустился вниз как раз к тому моменту, когда на столе уже стояла тарелка с яичницей, а одетая в знакомую белую футболку Ани разливала по кружкам горячий кофе.

– Доброе утро, соня!

– Доброе, любовь моя. И это однозначно самое доброе утро из всех, что я видел.

Еще бы – футболка и кружевные трусики. Стройные ножки, круглая попа и сверкающие на довольном лице глаза. Рай случился, и он случился прямо здесь, у него дома.

– Кушай, а мне надо быстро, через полчаса выходить на работу.

Эльконто уселся на стул, но вместо того, чтобы придвинуть к себе тарелку, поставил локти на стол и положил подбородок на сцепленные в замок руки.

– Может, тебе туда не надо?

– Надо, ведь сегодня моя смена.

– Там нет твоих смен, Ани. Там вообще не твое место.

Зеленоглазая пчелка, кружащая у плиты, улыбнулась.

– Но я ведь пока не нашла другого места…

– Да ну и черт с ним. Оно еще найдется. Не ходи туда.

– Но, как я могу не ходить?…

– Просто позвони и скажи, что тебя там не будет. Давай пропустим это, давай устроим счастливый день – один из самых лучших дней в нашей жизни.

Залив шипящую сковороду водой, Ани уселась напротив, взяла в руки чашку и улыбнулась шире.

– Не подбивай меня на плохие поступки, Дэйн, а то я и так едва держусь…

– Лучший день в жизни!

– Лучший? И что же мы будем делать?

– Что? О-о-о, это просто! Сначала мы позавтракаем, и будем долго валяться в постели…

– Но завтрак у нас только один, потому что продуктов в холодильнике нет.

– Я разделю его пополам и буду кормить тебя с ложечки.

– О-о-о! Мне нравится, продолжай…

– А дальше, как я сказал, мы будем валяться в постели – нежиться и наслаждаться друг другом, прерываясь только на то, чтобы спуститься на кухню за соком…