— Не холодно? — спросила меня в метро участливая бабка.

— А у нас в Сибири все так ходят, — гордо ответил я.

С тех пор я никогда не пел «Интернационал» на конференциях.

472. Черный список

— К тебе священник, — доложила секретарь Галя.

Вошел человек в рясе, уже немолодой, поинтересовался, я ли секретарь райкома, потом положил на стол список.

— Кто это? — поинтересовался я.

— Это список пятидесятников, адвентистов… — он назвал еще кого-то, я теперь забыл, — и все с адресами.

— Зачем мне? — удивился я.

— Чтобы вы передали, куда следует, — в свою очередь удивился священник.

Будучи атеистом, я не видел большой разницы между официальной религией и сектами. Я поблагодарил его, а когда он ушел, список разорвал и выкинул.

Потом я узнал, что он регулярно передавал такие списки моему предшественнику, и тот отдавал их в отдел райкома партии, курирующий КГБ.

473. Две сущности

Раз в году комсомольский актив района собирали за городом в каком-нибудь пансионате.

После трех дней учебы организовывали банкет, который заканчивался капустником.

Капустники были веселыми, на высоком профессиональном уровне, среди участников были секретари театральных вузов, театров, консерватории.

Помню выступление Министерства внешней торговли. Ребята вынесли на руках своего секретаря, моего друга Игоря Коновалова, будущего директора «Интуриста», с песней «В открытом море не обойтись без кормчего».

Помню, как на последнем заседании выступал только что приехавший из Англии секретарь одного научно-исследовательского института. Говорил он в основном об этике. Через час (всего через час!) на капустнике он пел заплетающимся по понятной причине голосом «Ромашки белые, лепесточки нежные», с трудом выговаривая слово «лепесточки».

Наутро я подивился столь быстрой метаморфозе, на что он ответил:

— У человека два сущности: одна для публики, другая для друзей.

Сейчас он главный редактор влиятельной газеты. По моему скромному наблюдению, своей концепции двух сущностей он остался верен.

474. Прыжки с помидорами

— А банки с солеными помидорами и огурцами я забыл в номере, — горестно сообщил Норик Енгибарян.

Участники учебы актива жили в главном корпусе санатория, а райкомовское начальство — в доме персонала санатория. Норик как рядовой участник расположился в главном корпусе. И теперь мы, собравшись после трудового дня в домике для начальства, узнали, что прекрасная закуска осталась в главном корпусе. Возникла проблема, как вынести две большие банки через главный вход на глазах у всего актива. За банками отправились мы с Игорем Коноваловым, тогда секретарем комсомола Министерства внешней торговли.

— У меня есть план, — сказал Игорь. — Мы выйдем через окно. На первом этаже есть комната, куда я поселил стенографисток из нашего министерства. Проверенные девчонки, не продадут.

Мы быстро нашли банки, и Игорь повел меня в комнату стенографисток. Они уже готовились ко сну.

— Девочки, не обращайте на нас внимания, — предупредил Игорь.

Он открыл окно, стал на подоконник и под изумленные возгласы полуодетых девиц сиганул вниз. Потом подошел к окну я и, только когда прыгнул, понял, что окно это на втором этаже и я с банкой маринованных помидоров лечу вниз.

К счастью, дело было зимой и приземлился я в огромном сугробе. Первым, кого я увидел, был Игорь, выбиравшийся из сугроба с банкой соленых огурцов. Оба мы были целы и невредимы. Банки тоже.

К нам подбежал ждавший нас на улице первый секретарь Эдик Родкин:

— Когда я увидел, что открывается окно на втором этаже и оттуда летит Игорь в обнимку с огромной банкой в руках, я онемел.

На следующий день одна из стенографисток рассказала мне:

— Мы уже раздеваемся. Вдруг врываетесь вы с огромными банками. Игорь подбегает к окну, открывает его и прыгает вниз. Такого мы не ожидали и от ужаса завопили. Мы потом долго не могли заснуть.

475. Разбойники

Все участники актива разбивались на отряды. Одним из таких отрядов руководил я. Однажды мы так увлеклись банкетом, что забыли подготовиться к капустнику. Другие уже выступали, а у нас ничего. Пришлось делать все впопыхах. Получилось следующее.

На сцену выхожу я и объявляю:

— Шиллер. Сцена из трагедии «Разбойники». Действующие лица и исполнители. Франц Моор — такой-то. Его отец — такой-то. Разбойники. Первый разбойник — секретарь комитета ВЛКСМ райпищеторга. Второй разбойник — секретарь комитета ВЛКСМ районного отделения милиции.

И так далее. Публика смеялась. Думала: все. Ан нет. Открылся занавес. На сцене сидит человек, укутанный в одеяла. Это отец. Выходит Моор и говорит:

— Отец мой, выслушай меня.

На что отец отвечает:

— Оставь, сын мой, я болен.

Моор повторяет:

— Отец мой, я умоляю, выслушай меня.

На что получает ответ:

— Я болен, я тяжело болен.

И так несколько раз. Потом выхожу я и объявляю:

— Из-за болезни отца спектакль отменяется.

476. «Одинокая гармонь» без штанов

Мы хохотали. Пели песню «Одинокая гармонь» и хохотали. На нас смотрели с удивлением, но ничего не могли понять.

Дело происходило в пансионате в Звенигороде на учебе комсомольского актива. Смеялись мы трое: Игорь Коновалов, секретарь Министерства внешней торговли, Валера Кузнецов, секретарь комитета комсомола МГИМО, сын ленинградского Кузнецова, в будущем личный секретарь Александра Яковлева, и я, секретарь райкома. За роялем сидел Норик Енгибаров из Внешторга, он знал, в чем дело, но мужественно держался. Вокруг ходили люди, некоторые подпевали.

Норик часом раньше напомнил нам старую шутку: в известной песне «Ничего мне на свете не надо, только видеть тебя, милый мой» после нечетной строчки добавляется «в штанах», после четной — «без штанов». И получается: «Ничего мне на свете не надо… в штанах. Только видеть тебя, милый мой… без штанов».

И мы стали пробовать другие песни. Одну, другую и наконец «Одинокую гармонь». Вот тут-то мы и стали смеяться. Посудите сами:

То пойдет на поля, за ворота… в штанах,

То вернется обратно опять… без штанов.

Словно ищет в потемках кого-то… в штанах

И не может никак отыскать… без штанов.

А дальше просто великолепно:

Может, радость твоя недалеко… в штанах,

Да не знает, ее ли ты ждешь… без штанов.

Что ж ты бродишь всю ночь одиноко… в штанах.