Гунны переправились через Матрону сразу в нескольких местах и двинулись дальше на юг. Некоторым городам, как, например, Три-кассии, повезло. Ибо мудрый епископ Луп, несмотря на то, что ему было уже под 70, не уступал в мужестве своему ученику Альпину, и скоро вступил в особо доверительные отношения с Аттилой. Или же, наоборот, это сделал сам Аттила, изменивший, с того памятного дня у врат Дурокортора, свое отношение к римским духовным пастырям, и убедившийся, что они в смерти – сильнее, чем в жизни?

Дальнейший путь гуннов лежал через Агединк (нынешний Санс) в Аврелиан. Со дня взятия Диводура 7 апреля гунны прошли с боями более 500 км, предавая все огню, мечу и разграблению, захватывая города, располагаясь станом здесь и там, штурмуя крепости, переправляясь через реки. Их войско насчитывало, по самым скромным подсчетам, около 100 000 бойцов. Быстрее всех продвигались входившие в него чисто гуннские контингенты (преимущественно конные). В то время как союзники Аттилы (главным образом, пехота; лишь у готов была сильная конница, у прочих же германцев конными были лишь царские дружины) продвигались медленнее. Еще медленнее продвигались становившийся, по мере продвижения, все более громадным и неповоротливым обоз с награбленным добром и осадные машины. Надо думать, за войском гнали также отбитый у местного населения скот. А, может быть, и птицу. Войску много всего надо, а народу-войску – тем более…

Если гунны, с учетом всех этих факторов, проходили в день по 10 км, а отдыхали, в общей сложности, 14 дней, значит, одни двигались, в среднем, со скоростью современного пешего туриста. И все-таки гуннам потребовалось на все-про все больше двух месяцев. Ибо лишь в июле месяце они подступили к Аврелиану. И начали осаду города на Лигере, дождавшись подхода тяжелой осадной техники, влекомой упряжками быков или волов, о чем повествовал Григорий Турский:

«… вождь гуннов Аттила опустошил (…) много галльских городов. Осадил он и Орлеан, пытаясь захватить его с помощью мощных таранов. А в то время в упомянутом городе епископом был блаженнейший Анниан, человек замечательного ума и похвальной святости, о чудесных деяниях которого мы достоверно знаем. Когда осажденные громко вопрошали своего епископа, что им делать, тот, уповая на бога, уговаривал всех пасть ниц и с молитвой и слезами молить господа о помощи, которую он всегда оказывает в нужде» («История франков»).

Опытный проповедник, в совершенстве овладевший искусством держать внимающую ему паству во все большем напряжении, епископ повествует, как граждане Аврелиана трижды взывали к Господу и трижды восходили на городские стены посмотреть, не подходит ли помощь. И лишь, когда все уже почти отчаялись в спасении, то, по велению своего дряхлого епископа «посмотрели со стены в третий раз и увидели, что вдали поднимается от земли как бы небольшое облако. Когда они сообщили о том епископу, он им сказал: «Это помощь господня». Между тем стены уже дрожали под ударами таранов и вот-вот готовы были рухнуть. Но тут к городу подошли со своими войсками Аэций и король (царь – В.А.) готов Теодор (Теодерих, Теодорих, Теодорид – В.А.) со своим сыном Торисмодом (Торисмундом – В.А.) и, потеснив врага, отогнали его. После того как заступничеством блаженного предстателя город был таким образом освобожден, они обратили в бегство Аттилу, который, дойдя до Мавриакской равнины (лат. «кампус Мавриакус» – В.А.), приготовился к сражению. Когда его преследователи (римляне и готы – В.А.) узнали об этом, они начали усиленно готовиться к сражению с ним» («История франков»).

Вот как было дело, согласно Григорию Турскому. Древнее житие святого Анниана, вероятно, имевшееся в библиотеке автора «Десяти книг истории», до нас – увы! – не дошло. Слишком часто Франкское, а затем – и Французское королевство (между прочим, все французские короли, вплоть до свергнутого в 1830 г. Карла Х Бурбона, именовались официально «королями франков», «рекс франкорум») становилось морем огня, слез и крови и после гуннов с Меровингами…

Описывало борьбу за Аврелиан-Орлеан и немало других авторов поздней Античности. Средневековья, Нового и Новейшего Времени. Ведь этот город на Лигере-Луаре всегда не только занимал ключевую позицию, но и имел важнейшее значение для Франции. В чем нас не раз убеждала история. Вспомним ту же деву Жанну, переломившую именно под Орлеаном в пользу французов ход кровавой Столетней войны с англичанами. Аврелиан был пограничным городом т.н. Аквитанского (Толосского) царства вестготов на территории римской Галлии. Городом, вроде бы, с согласия царя толосских готов Теодориха, управлял аланский царь (или князь) Сангибан. Для осуществления дальнейших завоеваний в Галлии необходимо было овладеть мостами через Лигер в районе Аврелиана. Да и сам Аврелиан был залогом успеха для всех, кто замыслил напасть на аквитанских вестготов.

Чтобы узнать о разыгравшихся в последующие недели ожесточенных боях между реками Лигером и Матроной, мы с Вами, уважаемый читатель, снова обратимся к «Гетике» нашего старого знакомца Иордана. Опиравшегося, как уже упоминалось выше, на утраченную «Историю готов» своего предшественника Кассиодора.

Флавий Магн Аврелий Кассиодор, сын западно-римского посланника при гуннской царской ставке, достиг больших высот, став в 507 г. квестором, в 514 г. – консулом, сенатором, и сделавшись, наконец, тайным секретарем и советником остготского царя Италии Теодориха Великого – убийцы гунна (или полугунна) Одоакра. Всю свою жизнь Кассиодор стремился примирить восточных готов с западными римлянами. Поэтому труд Кассиодора обладал наилучшими предпосылками, по сравнению с каким-либо иным историческим трудом (за исключением «Готской истории» очевидца событий Приска), для написания Иорданом, на его основе, своего собственного труда – уже известной нам «Гетики» (De origine actibusque Getarum).

Правда, латынь Иордана сильно уступала латыни природного римлянина Кассиодора. Но не это главное. Куда большее значение, с точки зрения исторической достоверности, имеет нечто иное. А именно – склонность Иордана к приукрашиванию действительности. И к вплетению в ткань исторических событий различных легенд. Черты, становившиеся все более характерными всех монастырских писателей Запада. Ведь Иордан писал «Гетику» в последний, монастырский, период своей жизни. Тем не менее, нам следует лишь радоваться тому, что до нас дошла его «Гетика». Ибо, как раз в силу того, что ее писатель («списатель») не обладал выдающимся литературным талантом, будучи ревностным компилятором, скомпилированным им достоверным сведениям можно смело доверять. Но именно поэтому мы при всем не желании не сможем найти в «Гетике» ответа на главный вопрос. Почему римляне так долго выжидали, прежде чем решились оказать гуннам активное сопротивление? И почему вся Северная Галлия, основная часть провинции с обширными сельскохозяйственными угодьями, была без боя отдана гуннам – и кем? «Магистром милитум» всех войск Западной Римской империи! О котором Дж.М. Уоллес-Хедрилл писал, между прочим, в своем труде «Варварский запад. Раннее Средневековье»:

«Что касается римских чиновников, то на Западе не было никого более влиятельного, нежели патриций Аэций, фактический правитель Италии и Галлии. Его задача заключалась в том, чтобы защитить Галлию от полного поглощения варварами: опасность грозила ей отовсюду. Со временем он сумел этого добиться путем стравливания вождя с вождем и племени с племенем. Однако создается впечатление, что его мотивом при этом не была та благородная лояльность по отношению к Империи, которая, по-видимому, была присуща его современникам (однажды он сознательно сдал варварам одну из провинций Империи)».