– Она сделает похожую на меня восковую куклу, поставит ее у своей кровати и будет резать ее перочинным ножом, произнося проклятия, дошедшие до нас из черных времен Средневековья.

Сторонники Марджери сочли эти обвинения плодом воображения Гудини, в словах о заговорах и шабашах им слышались отголоски древних призывов: «Сожжем ведьму!» Но Гудини, хоть и представлял общественности Марджери в роли ведьмы, при этом отрицал наличие у нее подлинных сверхъестественных сил: он обвинял свою противницу в выполнении обрядов вуду, но отрицал ее способность навредить ему.

– Пусть эта бостонская группа будет втыкать булавки в мою фотографию, они этим даже прыщик у меня на лице не вызовут, – говорил он. Больше его беспокоило другое: если по какой-то причине с ним что-то случится, его противники стяжают славу за это. По словам Гудини, экстрасенсы десятки раз предсказывали его смерть – и когда-нибудь их предсказание, безусловно, сбудется. – Можете себе представить, как эти бостонские богачи-докторишки уверуют в то, что можно предсказать судьбу по кофейной гуще, если я по нелепой случайности начну переходить Пятую авеню, скажем, двадцать первого декабря и по какой-то причине не дойду до тротуара на противоположной стороне улицы?

Гудини отвергал все притязания экстрасенсов – по его мнению, они не только не могли говорить с духами мертвых, но и не сумели бы воспользоваться какими-то чарами или заговорами, чтобы свести его со света.

– Все эти рассказы Гудини о том, что духи угрожают убить его в течение года не только ложь, но и абсурд, – возразила на это Марджери. – Я вообще никогда не слышала о черной магии. Мне кажется, его заявления – просто шутка.

Очаровательно улыбаясь репортерам, она заговорщицки намекнула, что Гудини «просто пытается привлечь к себе внимание». Два дня спустя Гарри прибыл в Бостон с одной-единственной целью – разоблачить Марджери перед местной публикой.

– Она аферистка, ваша честь, – сказал он мэру Керли, вручая ему ценные бумаги стоимостью десять тысяч долларов. По словам Гудини, если он не сможет доказать беспристрастной комиссии из местных газетчиков, фокусников и духовенства, что Марджери – мошенница, мэр сможет пожертвовать одну половину этой суммы на благотворительность, а другую – отдать доктору Макдугаллу, который утверждал, будто знает о медиумах-аферистах куда больше, чем сам Гудини. Но Макдугалл должен был получить деньги только в том случае, если этот психолог сможет повторить какой-то трюк самого Гудини. После этого иллюзионист перед растущей толпой перед Сити-холлом провернул свой знаменитый фокус с глотанием иголок и еще несколько других не менее сложных трюков.

Марджери же в это время мало давала о себе знать, но только потому, что весь декабрь была в разъездах. Медиум посетила Нью-Йорк в начале месяца и провела сеанс в номере Орсона Мунна в «Уолдорфе».

Но на самом деле она прибыла на Манхэттен не ради встречи с издателем, а по личному делу. Вот уже несколько месяцев Рой переписывался со своими друзьями в Англии, включая Дойлов, и просил помочь ему найти еще одного ребенка-сироту в возрасте от шести до девяти лет, чьи родители не страдали бы от туберкулеза, сифилиса, алкоголизма или психических заболеваний. В итоге он нашел кандидата на усыновление – десятилетнего мальчика по имени Хорэс Ньютон, который жил в Лондонском национальном сиротском приюте.

Поскольку Иосиф Девиков был юристом и обладал неплохими связями в Вашингтоне, он помог устроить это необычное усыновление и перевез мальчика в Америку. В конце года пара ожидала прибытия нового сына, хотя Рой и не был уверен, что Ньютон в его возрасте сумеет стать настоящим Крэндоном.

Когда десятого декабря Хорэс и Девиков прибыли в Нью-Йорк, Марджери встречала их на берегу, глядя, как они сходят на сушу с борта лайнера «Аквитания». Хорэс был дерзким, но очень смышленым мальчуганом, и новые родители приняли его с распростертыми объятиями, дав ему имя Эдвард Уинслоу Крэндон. Тем не менее вскоре что-то пошло не так. Через десять дней после прибытия мальчика Марджери вернула его в Нью-Йорк, и он уплыл обратно в Англию на борту парохода «Дорик». Хорэс, ставший Эдвардом и опять Хорэсом, не прижился на Лайм-стрит и предпочел сиротский дом в Лондоне.

Гудини демонстрирует ценные бумаги, которые обещал передать городу, если проиграет в противостоянии с Марджери, Бостон, 1924

Стояло ясное холодное январское утро, температура опустилась до 0 °C. Крэндоны неспешно направлялись по Бикон-Хилл к продрогшей толпе, собравшейся в Центральном парке. Люди пришли сюда, чтобы поглазеть на «зрелище века», как назвали это явление газетчики, и количество собравшихся служило символом веры в науку, предсказавшую это удивительное событие, которому еще предстояло произойти. В тех же газетах печатали и предостережения астрологов: якобы в этом январе не стоило жениться и заключать важные сделки. И хотя мало кто верил, что солнечное затмение было дурным предзнаменованием, было что-то первобытное в этой толпе, завороженно взирающей на небеса. Уличные торговцы озолотились на темных очках и затемненных фотографических пластинах, сквозь которые можно было наблюдать за этим астрономическим явлением. Марджери подумалось, что странно видеть такую толпу в очках, которые обычно носят только слепые нищие на Бойлстон-стрит. Сегодня, похоже, весь Бостон не вышел на работу. Зрители толпились повсюду, заняв даже крыши и лужайки перед домами. Не прохлаждалась только полиция: никто не знал, на какое безумие способны люди в толпе, когда погаснет солнце.

Даже в 1925 году реакция на это естественное явление, когда-то заставлявшее армии бежать с поля боя и обеспечившее Колумбу, предсказавшему затмение, преданность диких племен, оставалась весьма неоднозначной. Так, адвентисты седьмого дня массово увольнялись с работы, ожидая второго пришествия и завершения мирской жизни. Но в основном жители территорий от Миннесоты до Нантакета, где будет наблюдаться затмение, ожидали этого зрелища с восторгом и благоговением. Тем утром в воздух поднялось множество самолетов и дирижаблей, словно стремясь преодолеть девяносто два миллиона миль, отделявших человека от небесного светила, готового погаснуть. Внимание всех ученых было приковано к небесам, и говорили, что сегодня радиосигналы слышатся необычайно четко.