24 июля 1918 г.

Чичерин мне вчера сказал на мой запрос, можем ли мы считать обеспеченной жизнь германских принцесс, включая царицу, что, насколько ему известно, царица перевезена в Пермь. Чрезвычайно маловероятно, чтобы Чичерин в этом вопросе говорил правду. Чичерин избегал всяких уверений, но лишь высказал мнение, что, если за ними не будет вины, с ними ничего не случится. В этом вопросе правительство по отношению к нам более предубеждено, чем ранее. Было бы опасно для принцесс высказать в этом вопросе больший интерес. Относительно местопребывания великой княгини Сергию (имеется в виду великая княгиня Елизавета Федоровна. – В.Х.) ничего не известно.

Рицлер.

Московский правый центр довольно продолжительное время верил в возможность сговориться с немцами и при их помощи свергнуть большевиков. Велись по этому поводу двумя командированными с этой целью членами центра переговоры с советником германского посольства Ритцлером. Были, впрочем, и другие посредники между представителями Германии и русскими общественными деятелями. Живое участие принимал в этом деле, между прочим, и бывший обер-прокурор Св. Синода в кабинете Витте кн. Алексей Д. Оболенский, высказывавший даже во время войны германофильские чувства. На частном совещании по этому вопросу в квартире Оболенского принимал, между прочим, участие специально приехавший с этой целью из Петрограда бар. Б.Э. Нольде.

Была и вторая причина, которая склоняла некоторых членов правого центра к соглашению с Германией и ее правительством, – надежда таким образом спасти жизнь Государя и его семьи. Опасность, которой подвергалась Царская семья, была для всех очевидна и отвратить ее возможно было только мощной иностранной интервенцией. Страны согласия, даже если бы они к этому стремились, защитить Государя лишены были возможности. Наоборот, Германия, зависимость от которой советской власти была очевидна, думалось, в состоянии была оказать эту защиту. В этих видах некоторые члены правого центра во главе с Кривошеиным вели переговоры с германским представителем в Москве. В переговорах этих я не участвовал и в подробности их не был посвящен, однако отчетливо помню, что хотя немцы и говорили, как это упомянуто в показании Кривошеина, приведенном в книге Соколова, излагающей произведенное им следствие о гибели Царской семьи, что их интересует лишь судьба великих княгинь немецкого происхождения, однако одновременно они утверждали, что Царь находится в безопасности и что они имеют при нем своих людей, которые его охраняют. По целому ряду мелких подробностей, которые теперь ни воссоздать, ни припомнить я не в состоянии, у меня тогда создалось определенное убеждение, что немцы были весьма заинтересованы охранением жизни тех членов Царской семьи, которые могли занять русский престол. Все опубликованные с тех пор данные лишь укрепили меня в этом убеждении. Для меня совершенно ясно, что вывоз Царской семьи из Тобольска произошел по германской инициативе и что ездивший в Тобольск за Государем Яковлев был в связи с германцами. Не оценили лишь немцы той опасности, которой подвергался Государь при проезде через захваченные большевиками края.

Мне сдается, что дело происходило так. Германцы неоднократно требовали от Московской центральной власти доставления к ним Государя. В последний раз произошло это как раз после убийства их посла Мирбаха, когда они заявили намерение ввести в Москву часть своих войск. Большевики этому самым решительным образом воспротивились. Тогда немцы отказались от этого намерения, под условием передачи им русского Императора. Большевики на это согласились, одновременно тогда же решив, что уничтожат всю Царскую семью, сваливши ответственность на какие-нибудь местные учреждения. Так они и сделали, своевременно уведомив Екатеринбургский большевицкий комитет о предстоящем отъезде Царя. Действительно, если бы Яковлев, везший Государя, был только агентом большевиков и действовал на основании их искренних намерений, то ему не было никакой надобности утверждать, что везет Государя в Москву, и затем усиленно стараться это исполнить. Он бы прямо сказал, что везет его в Екатеринбург{310}. Московская большевицкая власть, с другой стороны, никогда не могла сама возыметь мысль о переводе Государя в Москву – слишком это был рискованный для них шаг. Пошли на это, да и то лишь на словах, только по настоянию германцев.

Во всяком случае, я утверждаю, что убийство Государя было для германцев не только совершенно неожиданным, но и весьма нежелательным событием. Именно гибель Царя изменила их отношение к вопросу о свержении большевиков. Немцы тогда еще вполне понимали то, чего вожди белого движения понять не сумели, а именно: что всякое антибольшевистское движение, не возглавляемое непререкаемым, в представлении народных масс, да и не их одних, авторитетом, не сулит успеха. Их отношение к группе, ведшей с ними переговоры об оказании помощи в деле свержения большевиков, резко изменилось именно со времени получения известия о гибели Государя. До этого момента они говорили о возможности прибытия в Москву из Смоленска, где они находились, некоторых немецких воинских частей, для непосредственного участия в перевороте; после этого они определенно заявили, что непосредственного участия в перевороте принять не могут, и лишь усиленно убеждали представителей правого центра произвести его собственными силами, говоря, что они с своей стороны лишь помогут косвенно, дав возможность русским контрреволюционным силам проникнуть в склады оружия, а также заставив к ним примкнуть будто бы всецело от них зависящий один из латышских батальонов.