Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только вот уже два почти года как она учится в институте, и мелькающие в голове сюжеты обрывались на первой странице, посланные в небытие. Она стирала их, она не продолжала. Она не могла продолжить то, что продолжения не имело изначально. Как выкидыши, как мертворожденные дети преследовало ее безводное невезение. И это мучило.
Казалось бы! В те дни, когда она в эйфории пребывала от Дениса, она вновь села за клавиатуру. У нее была фабула, у нее была героиня, новая, которая должна была стать знамением новой жизни. Как всегда в какой-то мере она сама… И он был; Мара сознавала, что перед тем, как что-то будет написано, появлялся в ее жизни мужчина, который становился музой и мог ее вдохновлять. Кто-нибудь…
Но теперь… И чего ей не хватало?.. Смелости?.. Ража продолжить свое ощущение, родившееся тогда?.. Ей было неуютно. И что-то внутри подсказывало беспокойство. Может, не надо?.. И она снова отказалась от все дозволяющей мечты, как и раньше отказывалась от того, о чем что шептал внутренний голос.
Изваянная из камня, исключительная была ее героиня, образ которой вертелся в голове много раз. Однако что было в ней еще, что откидывала Марина, не переступая какую-то черту?.. А может быть, ее нельзя переступать?.. Или когда-нибудь она это сделает?
Марина разрывалась порой. Она чувствовала себя маргиналом, идущим по бордюру между проезжей частью и тротуаром, теми, кто был близок по убеждениями или вызывал симпатию и к кому не примкнула и, наверное, никогда не примкнет. Между футбольными фанатами и их клубом и хорошими знакомыми в институте. Или судьба ее была слишком интересна?.. А действительно ли…
Чего она хотела, бунтуя внутри себя против мира? Чего добивалась и кем себя видела? Что должно было скрывать за монолитом, которым она желала быть?.. Злом Марина прерывала мерзость. Негодованием откидывала то, что не хотела признавать. Перечеркивала в жизни вещи, которым для нее не разрешалось существовать. Она презирала слишком многих людей. Но те немногие, которые остались рядом, навсегда запечатлелись как самые дорогие в ее жизни. Она мечтала о любви. Не благодаря, а вопреки. И человек, в котором удавлены были все эмоции и слезы, она хотела ее такой, какой представляла сама. А если нет, то пошли все в задницу… Жестоко? Да.
Марина вырубила музыку и легла на кровать, подминая под щеку подушку. Мысли текли долгие, нужные… И как хотелось в результате доказать всему миру все, чем она жила. Унестись на далеком поезде с тем, кто будет рядом всегда. Под изумленными взглядами, с фигой в кармане, с брызгами шампанского. Приключениями…
Встала, снова включила волынку. Свет погасила, стала гулять по полу в темноте, придумывая, как все может быть. Что бы ей сейчас хотелось?.. Чего-то эдакого… Это очень расслабляло. И давало каждый раз силы жить дальше, когда ни с того ни с сего ничего в жизни не хотелось.
Мысли катались в районе солнечного сплетения сладкие, как конфетка. И недожеванные оборвались. Дверь распахнулась внезапно, свет загорелся как на подиуме.
— Мама! — Марина застыла на повороте, не закончив движения. Ресницы забегали, сбивая выступившие от яркой иллюминации слезы.
— Сделай потише!..
Марина резко выкрутила звук вниз.
— Стучать надо!.. — напустилась она на родительницу.
— Я стучала, ты не слышала! — ответила мама.
— Чего ты хотела? — посмотрела на нее Марина. Что могло быть хуже, когда так обламывали ее фантомы?
— За хлебом сходи, пожалуйста.
— А потом никак? — наморщила лоб Мара.
— Я колбасу купила, хотела поесть бутербродов, а не с чем. Сходи сейчас, это пять минут.
— Ладно, — согласилась Марина. А что ей еще оставалось делать…
Мама вышла из комнаты. Все мечты ухнули в унитаз. Осталось только нажать спусковой механизм. Марина начала одеваться.
Через пять минут была готова выйти. Но все-таки решила зайти в ванную с косметичкой в руке. Мало ли что.
Порог подъезда перешагнула, поправляя кожаную юбку «у природы нет плохой погоды». Почти пожалела, что ее надела: судя по обстановке, ветер был. Надо быть внимательнее при порывах.
Глядя на серое небо, Мара зашагала по влажному от недавнего дождя асфальту. На улице было прохладно, футболка душу не грела. В руке Марины был зажат пакет и двадцать рублей на хлеб. Магазин находился через арку в нескольких метрах. Круглосуточный. Там ее все уже давно знали. Особенно в пивном отделе.
Марина вошла вовнутрь, ничего не замечая, погруженная не то в себя, не то в никуда. Подошла к прилавку.
— Привет, — вдруг услышала она. — Игнорируешь?..
Она повернула голову. Денис.
— Привет. Извини, просто о своем думала, — отозвалась Мара.
— Ясно, — он посмотрел на нее. И улыбнулся какой-то обновленной, несвойственной ему улыбкой. Марина тоже улыбнулась. Сама не зная, как зацвело на губах.
— Девушка, что Вам? — спросила недовольная чем-то продавщица.
— Батон, — Марина протянула два дежурных чирика.
— На хлеб и воду перешла? — спросил Дэн.
— Да. Решила экономить, — усмехнулась Марина. Она взяла хлеб и укутала его в пакет, как младенца.
— Тебе такая диета ни к чему. Ты итак выглядишь то что надо, — заметил Денис спокойно.
— Спасибо, — одобрила его слова Мара, отходя от прилавка.
— Чего-то я до вас дозвониться не могу, — сказал он.
— Как так? — не поняла Марина. Ее глаза смотрели в его зрачки пристально, нарушая обыкновенную манеру.
— Да вот… Твоя подруга не отвечает… Или недоступна.
— Да, она такая, — качнула головой Марина. — А ты что-то хотел?
— Я?.. Нет, но мы так распрощались в последний раз… Я боялся, что вы обиделись и не хотите больше разговаривать.
— На что тут обижаться? — пожала плечами Марина. — Ты нам ничего не должен.
— Ну… Я не хотел бы рассуждать такими категориями, — ответил Денис. — Ты домой, да?..
— Да. Хлеб принесу, — она указала на пакет.
На улице громыхнуло. Ливанул дождь.
— Блин! — воскликнула Марина, припоминая, что вышла без зонтика. Надеялась проскочить, оптимистка!..
— Намокнуть боишься? — поинтересовался Дэн.
— Тут утонуть можно, а не только намокнуть, — проговорила она, наблюдая стену бурлящей воды.
— Давай провожу.
Только сейчас Мара заметила в его руках элегантный зонт. Денис сегодня сменил черные джинсы на серые, и ему это шло еще больше. Ему все шло. Не портила его даже типично мужская походка коленками наружу, которую так не любила Марина…
—