Рядышком тихо икнул Третий и смущенно признался:

– Вот это да… Никогда не думал, что они так жили…

Самый нижний уровень оказался пещерой, крытой прозрачным куполом в виде пирамиды. Над вершиной кособоко притулилась какая-то воронкообразная конструкция. Заглянув внутрь и обнаружив отсутствие расплющенных капсул и иных тревожных признаков опасности, я установил на приборной панели режим парения и осторожно вылез на хрупкий купол.

Открывшееся мне зрелище было поистине жутким.

Вдоль гладких стен были расставлены длинные узкие ящики. В них бок о бок, как фасолины в стручке, лежали гномы. То, что они мертвы, я понял не сразу, очень уж сюрреалистичной показалась картинка, впору заподозрить подвох. Но прошло пять минут… десять… а тела по-прежнему покоились в деревянных саркофагах, не издавая ни звука и не шевеля ни одним мускулом.

Отчего-то это зрелище навеяло на меня глухую тоску. Я даже забыл, зачем, собственно, сюда явился.

«Глаза» сами напомнили о себе. Здесь они тоже оказались пленниками, причем приковали их так хитро, что в сферу обзора маленьких камер попадали лишь пустые стены и пара ящиков с гномьим инструментом, аккуратно поставленным в углу. Если в Разломе я еще сомневался, то сейчас стало ясно: загвоздка именно в гномах. Кто-то очень не хочет, чтобы тела обнаружили. Вот только кто?

Медленно скользя по гладкому покрытию купола, я вернулся в капсулу.

– Живой! – обрадовался толстяк.

– Пятый… – шепнул куратор и для верности слегка поскребся в свой микрофон.– Что там?.. Мне на экране не видно… Имей совесть…

– Можете говорить громче, товарищ куратор,– успокоил я.– Подслушивать некому. Здесь около… минутку, прикину. Десять… пятнадцать… тридцать… помножим на четыре… – около ста сорока гномьих тел. Судя по положению и позам, уложены в саркофаги еще при жизни и добровольно умерщвлены.

– Как это? – испугался Третий.

– А вот так. «Глаза» прикованы по схеме, аналогичной той, что мы видели в Разломе. Разница лишь в том, что в Разломе «глаза» принудительно отвернули от россыпи неведомых минералов, а под станцией им запретили смотреть на гномьи тела. Что прикажете? Освободить камеры? Глянуть на других станциях?

– Возвращайтесь к замку,– задумчиво сказал куратор.– Раз пошли такие странные дела, то лучше отправить разведгруппу. Как будете на месте, сигнализируйте. Я вызову техников, они починят капсулу. До чего же вы у меня бесхозяйственные, ребята… Много добра растеряли?

– Одну дубликат-болванку и пяток бутылей отравленного винца точно посеяли,– признался я.

– Оно и к лучшему! – оптимистично откликнулся куратор.– Авось та скотина, что в Разломе наставила ловушек и над невинными приборами поиздевалась, глоток-другой отхлебнет! Не сдохнет, так животом помается! Больше ничего?

– Да так… – небрежно начал я, на всякий случай отодвигая наушник.– Кажется, наш Ниацин тоже вывалился. Случайно.

Звук, раздавшийся в эфире, показал, насколько я оказался предусмотрительным. Куратор не просто орал. Он издавал такие звуки, что я на миг даже заподозрил, что вместо моего курирующего администратора микрофон попал в лапы страшного существа, которое убивает все живое криком. По крайней мере, Третий уже начал подавать признаки предсмертной агонии, конвульсивно подергиваясь всем телом.

– Уже летим! – пообещал я, не особо надеясь быть услышанным.– Я знаю, как обойти воздушные потоки! Мы мигом! Аптекарь даже не проснется, клянусь!

Рассказ о том, как я крался мимо опасных невидимых «прессов», способны оценить только профессиональные гимнасты.

Только риск оказался напрасным.

В Разломе по-прежнему бились в плену несчастные «глаза», за спинами которых таинственно сияли торчащие из глубины голубые кристаллы. Ниацина же на том месте, где я его оставил, не было.

– Вот и подменили наследничка… – выдавил из себя Третий.– Вот и заполучили шарманку с коробочкой… Нет, ну до чего шустрый аптекарь, а! Сбегает и сбегает, даже не выходя из анабиоза! И кто теперь будет отпирать эту проклятую сокровищницу?

– Товарищ куратор! – осторожно начал я, картинно опуская голову.– Хоть убейте, но я не…

Неведомо как залетевшее в капсулу пушистое куриное перышко плавно опустилось мне на нос, легонько щекоча кожу. Почти как ангельское. В черепной коробке моментально зашевелилась шальная мыслишка. А не махнуть ли на всю эту работу? Спасти первого попавшегося невинного смертного, дождаться предложения от Положительных, да и уйти в ангелы, а? Вот сейчас куратор размажет меня, как последний кусок сами знаете чего, и…

Эфир задрожал от горестного вздоха.

– База,– робко напомнил о нашем существовании Третий.– Так нам сейчас куда?

– Товарищи полевой работник пятого ранга индивидуальный инвентарный номер 437/138-5 и полевой работник третьего ранга индивидуальный инвентарный номер 576/654-3?– уточнил куратор абсолютно лишенным эмоций голосом.

– Ну да.

– Слушайте приказ: возвращайтесь в замок. Капсулу оставить на крыше до прибытия техников – это первое. До получения новых сведений никаких действий по отношению к смертным не предпринимать – второе. Все ясно?

– Да, но…

– Если вы не поняли, повторяю: капсулу оставить на крыше до прибытия техников – это первое. До получения…

– Да поняли мы все! – прошипел Третий, легонько пристукивая кулаком по приборной панели.– Что с вами, товарищ куратор? Сбой в мозговой системе?

– Отличччно,– бесстрастно ответили в наушнике.– В таком случае прошу экипаж выполнить следующие действия: пристегнуть привязные ремни – это первое. Привести мотор транспортного средства в рабочее состояние, для чего следует вставить ключ зажигания в специально для этого предназначенное отверстие, имеющее форму замковой прорези и располагающееся…

– У-у-ух!!! – зарычал Третий.– Да знаем мы, как это делается! Знаем! – И повернулся ко мне: – Слушай, а он случайно не издевается?

– Приятного полета! – ласково сообщил наушник, и в эфир понеслась протяжная мелодия.

– Пляски какие-то… – растерянно откинулся на спинку толстяк, вертя в руках так и не застегнутый ремень безопасности.

– Гимн Организации,– поправил я.

– Никогда раньше не слышал! – удивился Третий.

– А вот мне как-то довелось… – сквозь зубы процедил я.

– Правда? Ну ты и везунок! А по какому поводу?

По правде говоря, гимн в тот раз исполнялся по случаю внезапной кончины предыдущего главы нашего филиала, но, взглянув на обескураженное выражение глаз лучшего друга, я не решился озвучить истину. Неестественно улыбнувшись, я сказал, что музыка, скорее всего, исполняется по случаю очередного профессионального праздника. И был вознагражден: Третий тут же с воодушевлением принялся поливать грязью тех, кто нахально смеет отдыхать, пока «некоторые рискуют жизнями».