Немного успокоившись, прикрыл крипту плитой, нарастив её кусками и убрал стены, которые позволили мне заглубиться в песок. Он тут же начал сползать, покрывая толстым слоем могилу павших. Так я мог быть уверенным, что ни случайные тёмные, ни большая часть астральных тварей не доберётся до их тел.

Тварям и без того хватало поживы: тысячи мёртвых выманивали их из песков не хуже путеводного огня Гравоя. Если в начале своих поисков я спокойно шёл вдоль края бойни, то к концу дня приближаться стало опасно. Тварей не всегда отпугивала даже фигура Гвардейца. А может, они принимали его за соперника в поживе и пытались отогнать.

Радовало хотя бы то, что едва Гравой ушёл, я смог разобраться с проблемой его сердца. Таскать его в руках оказалось неудобно, а бросать на песок недопустимо и оскорбительно, хотя я и понимал, что в руках у меня не более чем аналог артефакта. Что-то вроде одного из тех, настоящих, природных артефактов, которые в Гардаре всегда оставались после закрытия пробоев.

Я даже мог сказать, какой из моих артефактов напоминало сердце Гравоя. Тот Исток, который он исправил для меня: от шара в моих руках расходились такие же толчки сырой маны. Такой же ритм. Разве что они были одновременно и мягче, и мощнее. Теперь я понимал, какое творение пытались повторить гардарские артефакторы: Сердце Стража. Принимать в себя эту ману я и не собирался – стоя над песком, в который превратился Гравой, это казалось кощунством.

В завале мёртвых я обнаружил тварь, которая явно служила верховым животным. Стащил с неё седельные сумки и самую большую приспособил на Гвардейца, а самую маленькую на себя, перекинув через плечо и прихватив ремни к поясу. Теперь сердце Гравоя лежало в сумке и от моего его отделяла лишь грубая рыжая кожа да амулетная броня. А позади о спину колотился обычный Исток.

Глядя на копошащихся среди тел астральных тварей, я понимал: сейчас любые поиски там вылились бы в настоящее сражение. Жаль: можно было бы восстановить моего Паука, но связываться с тварями, рисковать и тратить время не хотелось. К тому же, ещё оставались те тёмные, что ушли в пески в самом начале схватки. С тех пор миновало уже много часов и где они сейчас – можно только гадать. Знать бы ещё, какое расстояние отделяло меня от города с Вратами, Храмом и Сердцем мира.

Когда песок окончательно покрыл крипту, делая её тайной, пришло время уходить.

Гвардейцу не требовались указания: он следовал позади меня в пяти шагах. Впереди нас ждал всё тот же песок.

Сеть просеивала окрестности без всякого моего участия, а задумчиво крутил в руках один из артефактов тёмных. Взять хоть что-то из вещей богов или архимагов я и не подумал, не настолько я безумен. Но вот простые вещи близких мне по силе тёмных магов я прихватил, набив ими одну из сумок Гвардейца. Используя их, я думал облегчить жизнь себе и Гвардейцу, но то ли мрачные мысли не давали сосредоточиться, то ли сказывалась моральная усталость, однако даже простейшая работа отняла массу сил и попыток. Плетения так и норовили разлезться, стоило отвлечься на самую малость.

Целый день, от рассвета до рассвета над Гаром, ушёл на то, чтобы соорудить себе пескоступы бегунцов. Зато потом дорога сразу полегчала: ноги больше не увязали в песке, он перестал отнимать силы. А тело быстро вспомнило, как нужно правильно шагать в артефактах. Подводили только склоны барханов, по которым я скорее съезжал, чем сходил.

Когда это случилось первый раз и я оказался в ложбине между барханов, а затем оценил путь наверх, то понял, что пора бы остановиться и отдохнуть. Не то чтобы я ощущал усталость, но позади многочасовое сражение, сутки похорон и сутки пути. Если спать возле поля битвы я, опасаясь астральных тварей, не рискнул, то теперь это можно было делать смело. За последние полдня «Сеть» не обнаружила в этих песках никого.

Я расстелил на песке один плащ, завернулся в другой и долго вглядывался в шар Артилиса в небе. Граница рассвета проползла от столицы к западным границам Гардара, коснулась провинций Тиро и Страта и скоро должна добраться до хребта, где спит Маро.

Поднял руку, накрывая ладонью шар Артилиса и прошептал:

– Спи спокойно, мы со всем справились, я жив.

Закрыл глаза. Сон долго не шёл, в голове крутились десятки мыслей, воспоминаний, я то слышал голос Гравоя, то свою команду «Солдат, в портал» и крик Ораи «Нет!». Раз за разом переживал моменты сражения, искал лучшее решение. Как бы повернулось всё, сражайся мы вместе, по очереди расходуя ману? Что случилось бы, пропускай мы в портал больше тёмных и экономя силы? Чем закончился бы удар молнии, не отправь я Ораю в портал? Хотя на этот вопрос ответ прост: она стояла бы сейчас рядом со мной.

Или нет?

Я даже сел, открыв глаза и щурясь от солнца. Почему Гравой оказался так удивлён тому, что я выжил? Почему он сказал, что проводит гардарцев, что погибли из-за него? Его смертельно ранили, возможно, он уже и не надеялся победить и сделал ставку на один удар. Оставалось ли у него время задавать такое сложное условие, как выбор цели для удара? Сейчас, лёжа на песке в тени Гвардейца, отойдя от горячки боя, чуть позабыв вонь поля мёртвых, почему мне кажется, что Гравой не ожидал увидеть живых?

Я закрыл глаза руками и рухнул обратно на плащ. Я не знал, какова правда. Для меня выгодно думать, что условия не было – просто потому, что это давало мне надежду, что я поступил правильно и, если даже Орая погибла на той стороне, то это всё равно оставалось её единственным шансом.

С этими мыслями я и заснул. Пробуждение вышло необычным: проснулся я от того, что ощущал себя качающимся на волнах. Море я видел только в Зелоне, ранней весной и не решился тогда окунуться в ледяную воду. Но всегда представлял себе это именно так: во всём теле ощущалась лёгкость, меня сначала словно приподнимало, затем опускало; я ощущал спиной грубый и колючий галечник, по которому меня тащила волна.

Осознав, что быть такого не может, потому как лёг спать в броне, я открыл глаза, сбрасывая с себя остатки сна. Однако, ни лёгкость в теле, ни саднящая кожа никуда не делись и несколько мгновений я пытался понять, что же со мной случилось. Только проверив резерв, сумел обнаружить причину: резерв оказался не просто полон, как это и должно было быть после полноценного отдыха. Нет, я буквально истекал маной, которая словно не вмещалась в меня и стекала по ауре в песок. Невозможно. Так не бывает.

Но так было, в резерве плескалась не только моя, переработанная, мана, но и сырая. И именно она всё прибывала, выдавливая из меня собственную. Боль ощущалась от неё, но не привычный огонь в жилах, когда глоток сырой маны обегал кровоток, а уколы грубого галечника. Сейчас, сосредоточившись на своих ощущениях, я чувствовал эти иголочки боли не только на спине, но и по всему телу.

Когда я успел принять в себя сырую ману и не заметить этого? Одно дело вбить работу с заклинаниями глубоко в разум, другое дело подобное. Неужели я так привык к этому действию? И почему это обнаружилось тогда, когда я сознательно решил поберечься и как можно дольше не обращаться к заёмной силе? Ведь воспоминание о расплавленном шаре в груди ещё слишком свежо. К счастью, обошлось – но с чего бы я вообще потянулся к сырой мане и как, если оба Истока не активированы?