Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быть может, на нас подействовало одно-единственное слово: снайперы называют «допингом» все, что помогает сделать меткий выстрел. Но было что-то и в самом Гумберте Пистле – пушечная бронза под слоем мягкого пуха. Он поманил нас за собой, и мы поплелись к светло-зеленой двери в дальнем конце зала. Только пропустив всех нас, он вошел сам.
Горящий ФОКС был страшнейшим оружием. Вступая во взаимодействие с Дрянью, он не подавлял ее, а зажигал. Пламя распространялось мгновенно, и очень скоро весь Нереальный мир мог оказаться в огне. А Нереальный мир обернут вокруг Жилой зоны, как пончик вокруг повидла.
Однако возгорания ФОКСа случались крайне редко. Необходимо было нагреть его до очень высокой температуры и долгое время ее поддерживать. Если это и была случайность, то весьма странная, а если нет, то впереди нас ждали новые неприятности.
Гумберт Пистл уперся руками в стол. Я заметил, что он снял только одну перчатку. В переговорной комнате было не холодно, но стоило сделать скидку на его почтенный возраст. Или это вообще протез – Пистл обращался с рукой бережно и держал ее у груди, словно хрупкую вазу. Он включил проектор, и на стене появилась контурная карта с четко прорисованными зданиями.
– Это место происшествия, Девятая станция, – сказал Пистл. – Здесь хранится основной запас и небольшой генератор ФОКСа на случай выхода из строя главного. А вот наш пожар. – Он наложил второй слайд на первый, и большое красное пятно поглотило здание, оранжевое по краям и почти желтое в середине. – Это – ураган, который доберется туда часов через двадцать. – Появилось схематичное изображение ветра, который раздует пламя и понесет его за Границу и дальше. – Леди и джентльмены, прошу вас! – Мы перевели взгляд на него, и он повторил: – Прошу вас, езжайте и потушите эту хренотень. – Гумберт Пистл прожил долгую и насыщенную жизнь. Он умел правильно ругаться. Мы друг за другом посмотрели на него и кивнули. Джим Хепсоба взглянул на Салли, и она тоже кивнула. Есть, сэр.
Джим Хепсоба встал и заговорил о подступах к Девятой станции, а вскоре к нему присоединилась Энни Бык – ни дать ни взять тетушка, разглагольствующая о чае и пирогах, вот только говорила она о тротиловом эквиваленте, зоне действия взрывов и минимальном эффективном вакууме. Традиционная взрывчатка не подействовала бы на горящий ФОКС, оттого в наших грузовиках и лежало десять устрашающих штук. Мы выгрузим их в нужном месте, подорвем в нужном порядке, взрыв высосет воздух из зоны пожара и затушит его обычную часть, а с необычной разделается смесь Дряни и ФОКСа. Словом, от нас только и требуется, что действовать храбро, быстро и безупречно.
Оки-доки.
К станции шли две дороги – мы могли воспользоваться любой или даже обеими. А вот времени у нас не было. Совсем. Даже если бы не приближалась буря, давление ФОКСа на большом участке Трубы от Саллеры до Бриндлби так упало, что пошли слухи о новых Исчезновениях. Вполне вероятно, правдивые: якобы пропала деревушка Темплтон с населением триста человек.
Я дважды бывал в Темплтоне: один раз на задании, второй раз с Ли – мы поехали туда за покупками. В отличие от остальных деревень, Темплтон еще торговал с жителями Границы. Он расположился на самом кончике Жилой зоны, вокруг отростка Трубы, приютившегося у озера. Пограничники приезжали на юрких машинках или здоровенных внедорожниках и торговали на рынке невероятными тканями и диковинными специями. Жить бок о бок с Дрянью очень рискованно, а еще рискованней приезжать в город. Если местные сочтут тебя новым, случиться может что угодно. Впрочем, теперь Темплтон исчез – и как знать, не потому ли, что его жители заигрались с Границей. Я стиснул зубы и попытался отогнать тошнотворную картину: Темплтон выскребают из створок раковины и проглатывают, как Затонувшее Перепутье. Пистл опустил голову, и на секунду за личиной добродушного вояки мелькнул хладнокровный убийца. Если Темплтон действительно исчез, на сей раз это не сойдет им с рук. Никто не вправе вваливаться в чужой мир, разбойничать, грабить и выкрадывать людей из-под носа хозяина. Пистл вновь уперся руками в стол (та, что без перчатки, была мягкой, но крепкой – «немного бокса в альма-матер, старина»; мышцы под пиджаком едва заметно вздулись; протез был как каменный) и спросил, нет ли у нас вопросов. Вопросов не было, и на этом совещание кончилось. Пистл окинул всех взглядом, кивнул Гонзо и вышел из комнаты, цок-цакая ботинками. Мы проводили его взглядом, а Джим Хепсоба вышел вперед и зарычал:
– Что рты раскрыли, мать вашу? Это вам не первый танец! Где мое агентство?! Залезайте в скафандры, прыгайте в грузовики и за дело!
Его слова загадочным образом привели нас в чувство: мы надели защитные костюмы и помчались по дороге, грохоча и рыча. Когда мы отъезжали, я глянул в зеркало заднего вида – Пистла нигде не было. Ребята в табельных очках тоже пропали. Гаррисбург вновь стал городом-призраком… хотя, быть может, в высоком окне здания возле ворот промелькнула тень доминантного самца.
Я вел машину, Гонзо спал. Джим выбрал южный путь, и конвой Бона Брискетта резво, но осторожно вел нас по хорошим дорогам. Никто не хочет угодить в аварию, когда за спиной – десять кустарных ФОКС-бомб.
Я задумался о Темплтоне. Неужели все эти исчезновения – дело рук новых, Найденной Тысячи, показавшей свое истинное лицо? А Захир-бей? Ну, какое из него чудовище? Я всегда видел его только с хорошей стороны. Но если это правда, если бей возглавил армию мстительных тварей, то грядет новая война, и я буду биться до последнего. Или она уже началась. Быть может, Найденная Тысяча наносит ответный удар. Как знать, чем мы занимались в тишине и под покровом ночи? Люди прежнего Гонзова ремесла, таясь за заборами, уничтожали врагов, пока те не успели стать по-настоящему опасными.
Но я не мог поверить, что бей – чудовище.
Потому ли, что он мне друг? Или был им?
Я размышлял об этом часа три, пока за руль не сел Гонзо. Тогда я стал глядеть в незнакомый потолок нового грузовика и мечтать о старом, пока меня не убаюкал звук проносящейся под нами дороги, а кусочек луны, видный в окно, не исчез за тучами. Я задремал. Когда Гонзо тормозил резче обычного или ветер за стеклами кабины брал более высокую ноту, я ненадолго просыпался и думал об огне.
Чудо огня заключается в том, что он гаснет. Горение – это химическая и иногда ядерная реакция, коллапс и рекомбинация вещей на самом глубинном уровне. Без него наше существование было бы невозможно, и вместе с тем в огне гибнет все живое. К счастью, его можно потушить.
Ну очень маленький пожар можно. Остальные приходится пережидать. Мы гордимся, что подчинили себе стихию; в 1945-м мы выпустили на волю внутриядерную энергию и возомнили себя бог знает кем, хотя за десять минут серьезного лесного пожара высвобождается столько энергии, сколько ушло на всю Хиросиму, а температура в четыреста раз превышает ту, с какой может совладать самое изощренное противопожарное оборудование.
Подобно империи, огонь должен распространяться. Он пожирает под собой землю и оттого должен постоянно двигаться дальше. Противопожарная полоса заведомо спаленной земли запрет огонь в клетке, и в итоге, если все сделать правильно, он погаснет и издохнет, как одинокий медведь. Кроме того, для реакции горения необходим кислород и высокая температура окружающей среды. Три золотых правила пожарника: прекрати доступ кислорода, охлаждай топливо и понижай общую температуру. Отсюда и наш план: взрыв затушит само пламя, сдует кислород и начнет тянуть со всех сторон холодный воздух. Реакция уничтожит основную часть топлива, поэтому – мы надеемся – процесс не повторится. Больше похоже на хирургию, чем на традиционное пожаротушение.