– Я говорил с вашим издателем, – наливая вино в бокал, признался граф. – Ваши книги идут нарасхват. На них можно неплохо заработать.

– Сколько? – поинтересовалась де Ла Мотт.

– Еще сто тысяч ливров, – предположил де Гаше и поднял бокал. – За вас, дорогая Жанна! Надеюсь, вы когда-нибудь смилостивитесь над бедным мужчиной, страстно влюбленным в вас, и не отвергнете его предложение руки и сердца.

– Все может быть, – уклончиво ответила женщина, слегка пригубив шампанское. – Извините, что из-за своей беременности не могу отметить выход книги как следует. Но вам ничто и никто не запрещает опустошить бутылку.

– Вы правы, – ответил Гастон и снова наполнил бокал. – А теперь я выпью за вашу кровожадность!

Жанна подняла брови.

– За мою кровожадность? Разве я кого-нибудь убила или покалечила? Насколько мне помнится, недавно чуть не прикончили меня.

Гастон расхохотался. Он заметно опьянел.

– Возможно, я неверно выразился, – сказал он и бросил на стол тоненькую брошюрку. – Издатель опубликовал не только вашу книгу, но и это письмецо.

– Какое письмецо? – Щеки Жанны раскраснелись от волнения. – Я не давала ему никакого письма.

Граф подмигнул.

– А вы посмотрите. Может быть, вспомните, когда и где вы его писали.

Дрожавшими руками графиня взяла брошюрку. На обложке красовалось название: «Письмо графини Валуа Ла Мотт к французской королеве».

– О боже, – проговорила она и открыла первую страницу. На нее пахнуло свежей типографской краской.

– Прочтите дальше. Я уже имел удовольствие, – попросил де Гаше, снова наполняя бокал. – Прочтите вслух, мне нравится ваш стиль.

– «Недоступная твоей бессильной злобе (подавись ею), – покорно прочитала госпожа де Ла Мотт, – сообщаю тебе, что отрываюсь от второй части своих мемуаров только для того, чтобы пожелать тебе гибели…» – Она вздохнула и отшвырнула книжонку. – Этого я не писала, дорогой граф. И вы не правы, это не мой стиль. Я никогда не позволяла себе обращаться к ее величеству на «ты» и никогда, несмотря на обиду, которую она мне нанесла, не желала ей гибели. Пусть Мария швырнет это так называемое письмо графини де Ла Мотт, писанное кем-то от моего имени, в камин.

Глаза Жанны разгорелись и дивно блестели. Черные волосы разметались по плечам. Гастон любовался ею и с горечью думал, что она никогда не станет его женой. Жизнь с мужчиной средних лет в Англии слишком скучна для этой женщины. Он наклонил голову.

– Да, графиня, я вам верю, однако с ужасом думаю, что будет, если это письмо попадется на глаза Людовику и его жене. Лучше бы вам не покидать мой дом в одиночестве. Лондон кишит агентами его величества.

– Да, да, конечно. – Жанна вытерла губы салфеткой и встала. – Спасибо вам за романтический ужин! Если бы вы знали, как давно никто не делал для меня ничего подобного.

– Оставайтесь в этом замке как хозяйка, и я буду угощать вас шампанским каждый день. – Гастон встал и подал ей руку. – Вы обещали подумать. Чем скорее вы примете решение, тем будет лучше.

Жанна склонилась в реверансе.

– Благодарю вас за все.

Граф учтиво проводил женщину до ее комнаты, и, как только его шаги затихли в конце коридора, Жанна вызвала Марию.

– Закажи экипаж, – приказала она. – Пусть ждет меня завтра в полночь за квартал от особняка графа.

Служанка заломила руки.

– Госпожа, сколько раз я просила вас, чтобы вы одумались, но вы этого не сделали! Одумайтесь сейчас, пока не поздно!

Жанна покачала головой.

– Мария, – она встала и взяла холодную руку девушки, – за последнее время ты стала больше моей подругой, чем служанкой. Я ценю твою преданность, и мне очень жаль, что ты не едешь со мной. Но это твой выбор, и я уважаю его. Отнесись же и ты с уважением к моему выбору.

Служанка стояла молча, по ее круглым щекам катились слезы.

– Мне нельзя оставаться в доме графа де Гаше, – продолжала Жанна. – Мало того, мне вообще нельзя оставаться в Лондоне. Король и королева Франции имеют достаточно гнусностей, написанных моей рукой, чтобы ненавидеть меня и желать моей смерти. Я не могу быть в безопасности даже в этом особняке. Мне необходимо убежать в такую страну, где никто не слышал о Жанне де Валуа де Ла Мотт и где нет агентов Людовика XVI. Только там я смогу дожить до глубокой старости и умереть своей смертью. Ты поняла меня, мой друг?

Девушка вытерла слезы и всхлипнула:

– Да, госпожа. Завтра вас будет ждать экипаж.

Услышав ее слова, графиня заметно повеселела.

– Вот и умница. Кучер может запросить большую цену – не торгуйся. Деньги у меня есть. – Она достала спрятанный на груди кошелек, расшитый бисером, и вытащила одну банкноту. – Мне нужно кое-что еще, моя милая. Ты права, опасно путешествовать одной с большими деньгами. Мне необходим пистолет. Думаю, прожив долгое время в Лондоне, ты знаешь, где его приобрести.

Мария немного подумала.

– Да, госпожа, я найду то, о чем вы просите.

– Спасибо. Спокойной ночи, дорогая.

Проводив служанку, графиня достала дорожную сумку и принялась набивать ее вещами. Заботясь о своей гостье, в которую к тому же был влюблен, Гастон часто делал ей подарки в виде роскошных нарядов, и Жанна подумала, что многие из них можно неплохо продать в той стране, куда ее забросит судьба. Но будет ли она в безопасности хоть где-то? Не достанет ли ее длинная рука короля даже в самом отдаленном уголке света? Теперь гнев монарших особ ее не радовал, а пугал. Мало того что к ним попали мемуары, полные скабрезностей, так еще это письмо, которое она не собиралась опубликовывать. Жанна написала его в гневе, а потом забыла о нем. Наверное, оно затерялось среди страниц рукописи, которую она недостаточно хорошо просмотрела перед поездкой к издателю. Пройдоха Кар, разумеется, не мог пройти мимо и опубликовал этот пасквиль без ее согласия. Может быть, лучше написать королю о том, что она не имеет никакого отношения к этой брошюре?

Повинуясь внезапному порыву, графиня придвинула к себе лист бумаги и макнула перо в чернильницу. Боже, как давно она ничего не писала! Теперь женщина обдумывала каждое слово, которое, возможно, могло спасти ей жизнь. «Ваше величество, – начала она, – я глубоко возмущена многочисленными клеветническими пасквилями, которые распространяются в народе от моего имени. Мне столь же коварно, сколь нелепо и святотатственно приписывают самые и самые кощунственные обвинения. Я публично и торжественно отказываюсь от этих гнусных писаний…»

«Завтра попрошу Гастона отправить мое послание во Францию, – решила она. – Завтра… завтра… Последний завтрак с графом, последние обед и ужин… и больше он никогда не услышит обо мне. Что же, тем лучше для него. Зачем ему авантюристка, беременная чужим ребенком? Я спасаю не только свою жизнь, я спасаю и Гастона от опрометчивого поступка».