того, что было сказано по этому поводу в первой части, но заметим, что в одних былинах единоборство Ильи с сыном кончается счастливо, а в других, и притом в большинстве, кончается смертью сына, и этим песни об Илье Муромце более приближаются к рассказу "Шах-Намэ", чем сказка об Еруслане. Последний исход (смерть сына) древнее, но в наших песнях он почти уже везде утратил первоначальные подробности свои: здесь единоборство обыкновенно является не сражением Ильи с сыном, а Ильи с каким-то неизвестным богатырём, и только сравнение с песнями первой редакции и всегдашнее называние противника Ильи молодым в противоположность Илье, которого песни тут же постоянно называют старым, убеждают нас в том, что речь идёт здесь о сыне Ильи Муромца.

Таким образом, когда получается уверенность о происхождении настоящего эпизода, со всеми его подробностями, с Востока, сами собой падают соображения некоторых наших исследователей, будто бы Илья всю свою жизнь остаётся холост и соединяется с женщинами только грехом, случаем, потому что "слишком проникнут началами русской земщины, слишком стоек, степенен, строг и замкнут". Причины холостой жизни Ильи вовсе не русские земские начала, а то, что холостыми являются в восточных оригиналах первообразы Ильи, и как один из главных в их числе Рустем.

***

Наконец, заметим ещё, что рассказ о смерти нашего Ильи Муромца также создался не у нас, а на Востоке. В одних наших пересказах глухо говорится, что Илья исчез: "Илья-то тут был и нет, нет ни вести, ни повести ныне и довеку"; в других говорится, что "как начал он строить церкву пещерскую, тутова стар и окаменел"; наконец, в третьих смерть его описывается таким образом. Был на Сафат-реке Илья вместе с шестью товарищами-богатырями и долго они бились, конные, против силы вражеской, но сколько они ни рубят их, всё сила вражья растёт да растёт вдвое, всё на витязей с боем идёт. Испугались могучие витязи, побежали в каменные горы, в тёмные пещеры: как побежит витязь к горе, так и окаменеет, как подбежит другой, так и окаменеет, как подбежит третий, так и окаменеет. С тех пор и перевелись витязи на Руси. Этот последний рассказ нам всего важнее, так как он нам кажется коренным. Из него произошли, в виде экстракта, сокращения — первый и второй из приведённых рассказов. Но в третьем мы открываем не что иное, как рассказ о смерти Рустема. Последняя война Рустема — война против царя кабульского для взыскания подати; но он так уверен в себе, что не берёт с собою всего войска, а только 100 избранных конников и 100 избранных пеших воинов (= наши шесть богатырей). Царь кабульский, не имея надежды победить, велит вырыть в долинах посреди гор огромные ямы, наполненные рогатинами, копьями, мечами, и накрыть их так, чтобы они были снаружи незаметны. Рустем со своими товарищами падают в эти ямы (= наши пещеры) и там погибают с конями.

И, как по нашим песням, со смертью Ильи Муромца "перевелись богатыри на Руси", так и со смертью Рустема кончается в "Шах-Намэ" легендарная, мифическая часть этой поэмы и начинаются уже действительно исторические рассказы персидской истории, в поэтической лишь форме.

Пересмотрев таким образом один за другим все главнейшие эпизоды песен об Илье Муромце, мы не видим, почему он в самом корне создания — самый что ни есть истинно русский богатырь (как нас до сих пор уверяли) и почему именно он более национальное воплощение русского народа, чем все остальные наши богатыри. Крестьянское происхождение его, детство, отрочество, зрелые годы и смерть — рассказы обо всём этом создались первоначально не у нас, не в нашем отечестве, и никоим образом не изошли из исключительных особенностей русского народного духа.

IX ДУНАЙ

Про Дуная у нас существует следующая песня. Много лет служил богатырь Дунай Иванович у разных царей и королей, в разных царствах и королевствах. Однажды он на пиру у короля литовского расхвастался, что королиха его любит и жалует, а королевишна Настасья у души его держит. Разгневался король и велел его казнить, но Настасья услыхала его голос, когда его вели мимо её палаты, и спасла его. Потом он поехал в Киев и поступил на службу к князю Владимиру. Задумал однажды князь Владимир жениться. Вот он и посылает Дуная сватом в землю литовскую, где у короля есть две дочери красавицы. Дунай едет, но король литовский не хочет отдавать своей дочери Владимиру. Потом, когда Дунай побил чуть не всю его рать, он даёт своё согласие. Дунай идёт в терем к королевишне и, найдя двери запертыми, ударом ноги выламывает их, так что разлетелись крюки и пробои дверные. Королевишна выскакивает оттуда как угорелая от испуга и хочет целовать Дуна, но он отказывается от этого и везёт её в Киев к князю Владимиру. Едучи с нею домой, наезжает Дунай в полях на белый шатёр: в том шатре почивает красная девица. Дунай стреляет в сырой дуб, и стрела его богатырская ломает тот дуб в черепья ножевые. Словно угорелая кидается тут на Дуная из шатра красная девица, но он могучею рукой бросает её на землю, хочет уже заколоть её, но она просит себе пощады и предлагает себя в жёны Дунаю. (По другим редакциям, Дунай бьётся в поле с татарином или богатырём-великаном, и только победив его, узнаёт, что это женщина, королевишна, и она предлагает себя ему в жёны.) Тут обрадованный Дунай везёт её с собою в Киев и женится на ней, а князь Владимир — на её сестре. Впоследствии, однажды на пиру, Дунай, пьяный, затевает спор с женой своей Настасьей или Днепрой: кто лучше стреляет из лука, он или она? Первая стала стрелять она, прострелила стрелой золотое кольцо, которое Дунай держит над головой своей. Потом пришла очередь стрелять и ему, а ей держать кольцо над головой: тут она начинает просить, чтоб он не стрелял, потому что, пожалуй, попадёт в неё вместо кольца, а у ней в утробе есть дитя, будущий богатырь, которому не будет сопротивника. Но Дунай не слушает её просьб, стреляет, и когда она упала, поражённая его стрелой прямо в