— То, — выдавил из себя Эпинэ, — что… заговор… против Альдо… был… Говорите же… Я… слушаю… Что… вы… предоставляете?

— Жизнь, — все так же обиженно повторил Лаптон. — Вас препроводят в Багерлее, где вы и останетесь под надежной охраной. Вашу дальнейшую судьбу определит законный регент Талига герцог Алва. К нему уже выехал барон Кракл…

2

Плохо подобранные пуговицы могут погубить любой костюм. Так утверждал Ив, так полагал и сам Марсель, потому и был собой крайне недоволен. Спустить собаку на провинциальных дуралеев сам Леворукий велел, но манера… Варастиец, как есть варастиец! Сбежавший от воинских тягот прожигатель жизни никогда бы так себя не повел, а ведь у Капуль-Гизайлей болтался Дарави. Кавалер вряд ли забыл, как виконт Валме, будучи совершенно трезв, бросил вызов четверым отнюдь не слабым противникам. Подобные «пуговки» превращали изысканный вечерний туалет с подбрюшником в черно-белый мундир, а выходить из игры Марсель не собирался, хотя решение это далось с трудом. Одна половина виконта рвалась за Алвой на север, другая намеревалась досмотреть столичную мистерию до конца, при необходимости оный конец подправив. Последнее требовало выдержки и такта, которые сегодня почему-то отказали.

Валме слегка поморщился, представляя, что бы изрек в связи с сыновней промашкой папенька, и пересчитал покрытые пылью бутылки. Каяться Алве не хотелось, но в скандале было нечто не позволявшее выбросить его из головы. Наглость Фальтака и Сэц-Пьера, плач Эвро, ужас Марианны, непонятная лихость самого Марселя — все это как нахлынуло волной, так и отступило, но на мокром песке остались ракушки и бледная глубоководная рыбина. Видимо, ядовитая.

Виконт подхватил поднос с уже наполненными бокалами, привычно глянул под ноги и вспомнил, что Котик остался утешать даму. Когда пес вернется в посольство и не обнаружит Алвы, он примется ныть. Что поделать, с некоторыми людьми расставаться непросто. Весьма. Именно так бы сказал пройдоха Габайру, да исцелятся все его хвори и да переживет он расхищение винного погреба.

— Господин Первый маршал, — патетически воскликнул Валме, — знаете ли вы, что, моя голову, мы отрекаемся от своего естества? Это ли не повод оставить Габайру без сорокалетней «Крови»?

Рокэ не ответил. Он лежал ничком на бежевом ковре, вдруг расцветшем темно-красными гвоздиками. Марсель вполголоса выругался. Совершенно по-адуански.

3

Вместо обезболивающего Ричард выпил вина. Он не хотел, не имел права спать, а лекарские снадобья неминуемо бы вызвали сон, и Дикон их вылил. Терпеть было еще трудней, чем после леса Святой Мартины, и все равно сдаваться юноша не собирался. Сюзерен погиб, но Талигойя жила и нуждалась в защите. В еще бо́льшей защите нуждалась Катари. Оставлять королеву в руках Левия было нельзя, но увести ее из Нохи может только Иноходец, который сейчас ничего не соображал.

Собственными руками застрелить друга и государя, исполняя его же приказ, государя, которого не успел спасти, опоздав всего лишь на минуту… От такого сломается и более сильный. Смог бы он сам спустить курок, Дикон не знал — все вышло слишком страшно и стремительно.

— Монсеньор, конные носилки готовы, но доктор высказывает озабоченность…

— К Леворукому!

Дикон встал. Быстрее, чем нужно, за что и поплатился. В глазах потемнело. Слуга рванулся на помощь, но юноша вывернулся и даже не застонал.

— Откройте церковь.

— Лестница…

— Еще одно слово, и ты у меня не служишь.

Думать о лестнице и о себе, потеряв сюзерена? Думать о лестнице, когда только дриксы спасают столицу от Ноймаринена, а на юге спасать некому? Дорак будет здесь самое позднее к лету. Нужно отбиться хотя бы от него, иначе брат лжекардинала довершит то, что не успел Сильвестр. Надо подготовить отпор, и начать лучше с Халлорана. Он человек хоть и недалекий, но честный и к тому же северянин…

— Монсеньор, вам помочь?

Святой Алан, сколько же в этом доме болванов!

— Нет!

Подниматься по крутым ступенькам с улыбкой, не имея возможности опираться о перила, было почти невыносимо, но Дикон шел. Принц Эрнест из «Плясуньи-монахини» с пробитой грудью проскакал от Фебид до Канлэа, чтобы упасть у порога Эльвиры. Ричард не упал, он даже смог зажечь свечу у ног святой. Рыженький огонек поджег алмазные росы, заиграл на покинутом клинке. Осторожно присев, Дикон тронул холодную сталь. Он обменял кинжал Скал на меч Ветра, и этого не изменить, как не оживить Альдо. Реликвия навсегда останется в храме. Конечно, не на плаще, а на постаменте в виде Скалы. Скала, в ней кинжал, и рядом — негасимая свеча, память об отце и сюзерене. Надо узнать, не осталось ли у Альдо сына хотя бы от служанки из Сакаци. Кровь Раканов не может иссякнуть, она где-то да есть…

— Я должен идти, — негромко сказал Ричард. — Нас осталось только двое — я и Робер…

Двое Повелителей, словно в насмешку, лишенные реликвий. Меч Ветра не поможет Скалам, а жезл Волн — Молниям, но где-то есть Щит, а Катари кричала о браслете. Сквозь боль потери все настойчивей проступали полузабытое: «Меч Раканов не более чем дурно сбалансированная старая железка»… Алву это удивило, иначе бы он не был столь откровенен. Ворон запер реликвию в церкви и взял с собой подделку, он, ничего не делающий зря. А вдруг… Вдруг подлинный меч Ветров хранился в Алвасете, а у Раканов была лишь копия?! Как залог верности Дома и связующее звено между вассалом и сюзереном. Что, если Сила к государю приходит от Повелителей и лишь с их согласия? Тогда один Ракан не может ничего. В отличие от Окделлов, Эпинэ, Алва, Приддов, каждый из которых наделен ключом к своей стихии… А что могут Великие Дома и где искать Щит Скал?

В Надоре ничего подобного не хранилось, в этом юноша был уверен. Реликвия могла осесть в Кабитэле, затеряться в Лараке и, самое скверное, угодить в Ноймаринен вместе с Юлианой Надорэа. Уж не потому ли потомки Ферра стали полукоролями? Теперь они претендуют на регентство, но отдать им Талиг — значит утопить страну в крови. Впрочем, Агарис и Гайифа еще хуже.

Остается дать отпор как прихвостням Олларов, так и окружившим Талиг хищникам, избрать нового короля и заставить склониться перед ним всех, от последнего адуана до Эсперадора. Невозможно? Может быть, но «невозможно» — глупое слово. И трусливое к тому же. Это доказано хоть Дарамой, хоть лесом Святой Мартины, хоть тем, что сотворил Ворон у эшафота. Надо забыть слово «нельзя» и идти вперед, только так и можно победить.

— Монсеньор, — доложил из-за порога камердинер, рядом с которым торчал какой-то гимнет, — прибыл граф Лаптон. Он настаивает на немедленной встрече. Я проводил его в кабинет.

— Хорошо. Подайте туда вина. «Слез», не из самых старых. Носилки не отпускайте.

Из Лаптона такой же гимнет-капитан, как из Наля, но кузен, в отличие от родича Рокслеев, знал себе цену и умел себя вести. Он никогда не потащил бы подчиненных в дом, а Лаптон без гимнетов не ходит.

— Я могу уделить вам не более получаса. — Как трудно быть вежливым со сломанными костями, да еще глядя на дурака. — Вино сейчас подадут.