– Я не знаю, – ответила Вива. Абсолютно искренне.

В ночь накануне их приезда шел сильный дождь, и когда тонга со стуком везла Тори и Виву на крутой холм, к отелю «Вудбрайер», земля была усеяна опавшими розовыми лепестками, а в воздухе пахло розами и мокрой травой. Девушки дышали полной грудью. После двадцати четырех часов в поезде у них болели ноги и спина. А еще они чуточку озябли, и это было блаженство.

Миновав сосновую аллею, они увидели впереди дом на сваях; казалось, он плыл в тумане на краю холма. На веранде неясно виднелась женская фигура, она неистово махала им руками.

– Роза! – закричала Тори. Она соскочила с тонги и, чуть не угодив под лошадь, побежала по дороге, взлетела по ступенькам и обхватила руками свою подругу.

– Милая моя Роза! – Она сияла и крепко прижимала ее к себе. – Ну-ка, дай посмотреть на тебя! Какая ты огромная!

Это было легким преувеличением, потому что живот у Розы был аккуратный и едва заметный под ее просторным платьем.

– Ах, Тори. – Роза крепко зажмурилась и тоже обняла ее. – Я так скучала по тебе.

– Вива ужасно меня терзала, – шутливо пожаловалась Тори, когда они, взявшись за руки, шли в дом. – Она не только потащила меня третьим классом, но еще и заставила слушать девчонку, которая ныла, как комар, добрых три часа, вот клянусь, не меньше. И в вагоне была ужасающая жара и вонь.

– Как ты смеешь клеветать на мою подругу, – засмеялась Роза, обнимая Виву. – И хватит завывать, – сказала она Тори, изобразившей писк комара. – Заходите внутрь, будем пить чай. Вам тут понравится.

Им понравилось. Владелицы отеля, миссис Джейн Стефенсон и ее подруга, Банти Джексон, были веселыми вдовами армейских офицеров. Худые и энергичные, они выращивали горных валлийских пони, обожали свой сад и кормили своих постояльцев такими блюдами – «пирогом пастуха» и «киселем из ревеня», – от которых у их британских клиентов затуманивались глаза от ностальгии. В гостиной у горящего камина стояли удобные диваны, обтянутые английским ситцем, на антикварных столиках лежали тронутые плесенью журналы «Кантри лайф», стены украшали гравюры Стаббса[73] и фотографии любимых собак и призовых лошадей.

На веранде за кофе Роза рассказала им, что ее подвезли в Ути друг Джека, полковник Карстаирс, и его жена. Они отругали ее за то, что она путешествует на таком немалом сроке беременности. «Вы кажетесь ужасно бледной, дорогая», – с ласковой улыбкой передразнила Роза полковницу. Роза никогда ни о ком не говорила плохо.

– Старая курица, сует нос не в свои дела, – проворчала Тори.

Но Виве тоже показалось, что Роза бледновата. Под ее голубыми глазами, прежде такими невинными и веселыми, появились темные круги. Теперь она выглядела старше и держалась как-то – Вива не смогла для себя определить – чуть-чуть настороженно.

– Джек не возражал против твоей поездки? – спросила она. В конце концов, не совсем нормально, когда муж разрешает жене ездить в таком положении одной по Индии. Вот почему удивились супруги Карстаирс.

– Нет, не возражал. – Роза крутила в пальцах печенье. – Жара в Пуне была ужасная, он все время занят, а это – в самом деле моя последняя… ну, и тут так мило.

Все замолчали. Под Розой поскрипывало плетеное кресло, когда она шевелилась.

– Ах, конечно, это уже другая тема, но я должна рассказать вам жуткую историю про собак, которую Джейн рассказала мне прошлой ночью, – сказала она бодрым тоном.

Это была история про местного махараджу, богатого и капризного, который ездил каждый год в Англию, покупал чемпиона на знаменитой собачьей выставке Крафтс и привозил в свой дворец в Мадрасе, в страшную жару. Там их держали в грязном подвале, словно ненужный хлам. Несколько недель назад на ленч во дворец была приглашена подруга Джейн. Собак вытащили из подвала, тощих, со свалявшейся шерстью, забывших про солнечный свет. Когда одной из собак приказали «умереть за королеву» и она послушно легла на спину, женщина с трудом сдержала слезы.

Вива и Тори ужаснулись. В это время на террасу вышла Банти в твидовом жакете для верховой езды и встала, широко расставив ноги, как молодой субалтерн.

– Все абсолютно верно, – заметила она. – Боюсь, это тот случай, когда обезьяна видит – обезьяна хочет. Дело в том, что тут у них нет опыта обращения с животными.

– У некоторых есть, – запротестовала Вива.

– Почти ни у кого, – отрезала Банти. – Совершенно другое отношение, чем у нас. Увы.

Потом Джейн спросила, не закажут ли гостьи заранее свой ужин – сегодня в семь часов репетиция в клубе, они ставят «Ночь ошибок, или Унижение паче гордости»[74]. Обед гостям накроют в отдельной комнате, где они смогут спокойно поговорить. Предлагается суп муллигатавни, местная форель, блюдо картофеля Дофинуа и яблоко амбер вместо пудинга. Как, устраивает их такое меню?

– Это восхитительно, – вежливо ответила Роза. – Но где другие гости?

– Ох, на этой неделе только четверо, и все либо на рыбалку, либо ради верховой езды, – ответила Джейн. – Так что в доме тихо, и вы почти никого не увидите. Да, вспомнила – я вот что хочу вам показать. – Она исчезла в курительной комнате и вскоре вернулась с гостевой книгой в зеленом кожаном переплете.

– На прошлой неделе один из гостей сказал, что он ваш друг, смотрите. – Она показала пальцем на запись внизу листа, сделанную по-детски округлыми буквами. – Ой, подождите… – Ее окликнул слуга и сообщил, что лошадь готова. – Извините, но если я не поеду сейчас, потом будет уже поздно.

– Господи, – светлый локон Розы упал на лист, – как странно.

– «Красивые виды, превосходное обслуживание. Я вернусь. Гай Гловер». – Вот что он написал в колонке комментариев. Да еще кляксу справа поставил.

У Вивы похолодело все внутри.

– Какого черта он тут делал? – пробормотала она, глядя на Тори.

– Ну, я тут ни при чем, – стала оправдываться Тори. – Вообще-то, странно, правда? В жару сюда многие приезжают. Си Си мне сказала, что тоже тут была.

– Я и не обвиняю тебя, – сказала Вива, хотя была все-таки раздражена.

– После того вечера он пытался с тобой встретиться? – спросила Тори.

– Нет, – отрывисто ответила Вива.

Тори попросила Розу передать ей еще одну булочку, наверху послышался шелест задвинутых занавесок. Скоро стемнеет.

– Должно быть, он приезжал сюда фотографировать, – беспечно сказала она девушкам, а сама пыталась припомнить, что она рассказывала им про инцидент на пароходе, про полицию. Ее инстинктивным желанием тогда и сейчас было защитить их от опасности.