Поездка начиналась неважно. Закурив свои сигареты «Абдулла» (она заставила Тори поднести ей спичку), она наполнила салон дымом и снова набросилась на нее.

– Это абсолютно последнее, что я хочу сказать тебе насчет одежды, – проговорила она, когда они обгоняли цепь телег, груженных тростниковым сахаром. – Но ты абсолютно уверена, что я не давала тебе мой жакет Ланвин? Он изготовлен ограниченной серией.

– Полностью и абсолютно уверена. – Тори смотрела на зад буйвола и удивлялась, как можно быть таким тощим и тащить так много. – Я померила его в тот раз, и он просто не налез на меня. – Си часто расставляла такие подлые ловушки.

– Даже когда ты сильно похудела? Ну, несколько месяцев назад.

– Даже тогда.

– Сколько фунтов ты тогда сбросила?

– Два, – ответила Тори. Господи, эта женщина такая же одержимая, как и ее мать.

– Как ты думаешь, тебе помогли тогда гантели?

– Не очень. Послушайте, Си, вообще-то я не считаю себя слишком толстой, у меня просто крупные кости. На мне не так много мышц и талия довольно узкая, – огрызнулась Тори (иногда она считала это полезным). Впрочем, все было верно. – «Фигуристая» – один из редких комплиментов Олли. «Статуэтка» – называли ее несколько других бойфрендов.

– Боже, какой ужас! – внезапно воскликнула Си. Между машинами шел голый человек, покрытый пеплом, и грозил всем худым кулаком. – Два фунта – ах, ладно, – Си уже игнорировала мир за пределами автомобиля, – не думаю, что это будет играть какую-то роль в Хэмпшире. – Вот так, ни больше ни меньше.

Потом Тори, никогда не отличавшаяся умением ориентироваться, ухитрилась направить их так, что они заблудились.

Каким-то образом они оказались на краю обширного и грязного Бора-базара, где, казалось, половина Бомбея продавала свое тряпье.

– Правда, Тори, – проговорила Си, давя своей маленькой ножкой на акселератор, – ты совершенно безнадежна. Пожалуй, я выкурю еще сигаретку… Куда же теперь? – Ее улыбка превратилась в рык, когда они заехали в тупик. – Для меня все это terra incognita.

«Останови машину, – хотелось закричать Тори. – Мне надоело быть вечно благодарной, надоело быть твоей проблемой, надоело быть неправильной». Но, вернувшись в темницу вежливости, она сидела в ароматизированном дыму салона, расстроенная и недостойная оказанных ей благодеяний, и едва смела дышать, чтобы не сказать еще что-нибудь неправильное.

Когда они в конце концов нашли Бикуллу и Джасмин-стрит, Си, дувшаяся последние двадцать минут, отказалась припарковаться, заявив, что это слишком опасно, что уже слишком поздно и она сразу поедет домой.

– Прости, – были последние слова Тори. Си лишь презрительно передернула плечами, и это было обиднее, чем ее гнев.

По телефону Тори говорила так уныло, что Вива, когда открыла дверь, удивилась при виде ее сияющего лица.

– Прошу прощения за мою скромную обстановку, – сказала Вива, когда вела ее наверх. Миссис Джамшед приготовила утром свои знаменитые креветки, и запах чеснока и кумина был такой крепкий, что, казалось, его можно было потрогать рукой.

– Прощаю! – сказала Тори. – Я так рада, что приехала к тебе, просто лопаюсь от счастья. Ой, Вива, какое чудесное место! – сказала Тори, заходя в дверь. – Такая богемная комната. Просто восторг! – Она взглянула на потолок, где теперь висели змеи ребятишек из приюта, погладила ладонью шелковое лоскутное одеяло и шлепнулась на кровать.

– Будет чуточку тесновато, – сказала Вива, – но я взяла на время раскладушку и могу спать на ней. Ничего, сегодня мы пойдем к Дейзи, а завтра уедем.

Вива налила им лимонад, они вышли на балкон, и Тори рассмешила подругу, рассказав про то, как она поругалась с Си Си.

– Но, знаешь, я страшно рада, – глаза Тори наполнились ужасом при мысли об этом, – что я не успела сказать ей о… ну, ты понимаешь… о моих возможных проблемах в детском департаменте. Это стало бы последней соломинкой. Да еще клуб! Моим старым знакомым хватило бы разговоров на несколько месяцев.

– Почему тебя так заботит то, что думают люди? – спросила Вива. – Ты ведь не можешь угодить каждому.

– Потому что заботит, – ответила Тори. – Мне хочется, чтобы меня все любили, а они не хотят меня любить. Жалко, что я не такая, как ты.

– Как это – такая, как я? Что ты имеешь в виду? – Вива подвинула Тори тарелку с бисквитами. – Давай, налетай.

– Кошка, которая гуляет сама по себе. Ты только погляди, – Тори жестом обвела комнату. – Я бы никогда не сделала этого в одиночку.

– Ты имеешь в виду – быть нищей и жить в доме, где пахнет карри? Бедная Тори!

– Нет – не ерничай. Я имею в виду жить вот так и знать, что ты сделала это сама.

Вива не хотела портить Тори ее хорошее настроение и не стала рассказывать, как иногда ей бывает тут одиноко и грустно или как она испугалась после прихода Гая. Она молча пила лимонад.

– По-моему, сейчас не так тяжело заработать на жизнь, как это было раньше, – сказала она. – Если ты хочешь независимости.

– Не думаю, что я ее хочу, – вздохнула Тори.

– Чего же ты тогда хочешь?

– Мужа. – Большие васильковые глаза Тори смотрели на этот раз абсолютно серьезно. – Хочу детей, свой дом. Все остальное – для смелых, а я не из их числа.

В другое время Вива могла привести много убедительных доводов: стала бы уговаривать Тори чему-нибудь учиться, предложила бы познакомить ее с множеством знакомых Дейзи – учительниц, археологов, лингвистов, социальных работниц, – которые нашли себе в Индии много других занятий, кроме охоты за мужьями. Но сегодня ей почему-то не хотелось настраивать Тори на серьезные цели.

На вечеринке ожидался и Фрэнк.

Дейзи упомянула об этом как-то раз во время разговора.

– Я решила пригласить этого приятного молодого доктора, твоего знакомого, – сказала она. – Он обещал прийти, если будет в это время в городе и будет свободен от дежурств.

Почему эта новость вызвала у нее такое досадное волнение, она не знала. Она собиралась посидеть хотя бы час до приезда Тори, но вместо этого прыгала перед зеркалом и пыталась разглядеть себя в единственном зеркале в комнате, которое висело над раковиной.

Балансируя на стуле, она надела свое лучшее платье – шелковое, огненно-красное; его длинные вытачки подчеркивали ее тонкую талию, еще ей нравилась маленькая кокетка на спине. Потом надела голубой жакет с отделкой, ее любимый. Она сняла жакет и надела свою другую презентабельную вещь, юбку из какого-то белого и тонкого материала. Она смотрелась неплохо вместе с серебряными серьгами с кораллами, наследством от матери.

Она полюбовалась на себя в зеркало, но тут же напугалась счастливого и чего-то ждущего выражения своего лица. «Скорее всего, он не придет, – предупредила она себя. – Но если и придет, ты все равно не хочешь его видеть».