— Я не безземельный, худородный шляхтич, я — князь Тоцкий и могу позволить себе жениться на ком мне угодно.

— Этот Казимеж так молод…

— Ваша история потрясла его. А в сочетании с вашей красотой заставила потерять голову. Но теперь он ваш. Я слышал, что Тоцкие однолюбы — его отец всю жизнь был верен жене, что удивляет легкомысленных придворных дам. Решайтесь! Я понимаю, что вы испытали немало потрясений, но как будет рад ваш дядя Януш! Поймите, такой шанс дается раз в жизни. Я не стал бы вас уговаривать, если бы ни относился к Янушу Любаньскому, как к брату. Итак, вы согласны?

Ванда растерянно кивнула, что можно было принять за положительный ответ. Но пока они шли обратно в обеденный зал внутренний голос насмешливо сказал молодой женщине: «Вандочка, а ведь один всем хороший муж у тебя уже был, и что?! Заменит ли этот мальчик тебе Тимофея? Спишь ведь не с титулом, не с мешком с деньгами, а с мужчиной».

Пани Ванда села на скамью и жалобно попросила пана Казимежа Тоцкого:

— Дайте мне подумать. Пожалуйста!

Она не понимала в тот момент, что действует, словно опытнейшая охотница на мужчин, что своим сопротивлением не отталкивает молодого князя Тоцкого, а наоборот, лишь кажется ему всё более бесценной и становится потому всё более желанной… Тем более, что вельможный пан влюбился в красавицу-Ванду без памяти уже в тот момент, когда, проходя мимо постоялого двора, увидел ее в окно…

С некоторой тревогой шел Тимофей Выходец по городу к Францу Ниенштедту. Его беспокоило: «А вдруг мне не продадут рыбу в Риге? Продуктов ведь и в Ливонии не хватает. И зачем я тогда сюда ехал? Не ошибся ли, выбрав именно этот маршрут?»

На Руси, так же как и в Инфлянтах, настали страшные времена. Царь Борис Годунов велел открыть закрома царских амбаров: раздавать хлеб всем голодающим, давать деньги бедным на покупку продовольствия. В отдаленных воеводствах находили запасы зерна и везли в города на продажу. Увы, всё это мало помогало. Царского хлеба на всех, естественно, не хватало, сотни тысяч людей уже погибли от недоедания. Никогда за всю историю на Руси не было столь страшного голода. Как и в Инфлянтах, в Псковском воеводстве были зафиксированы случаи людоедства — от голода некоторые люди просто сходили с ума и совершали чудовищные преступления. Сам Тимофей не голодал — торговец мог покупать для себя хлеб и по цене в 20 раз дороже, чем обычно. Но именно потому, что будучи торговцем, много путешествовал, он понимал каковы масштабы бедствия. И осознавал, что нынешняя его поездка — не просто коммерция, что обоз с селедкой может спасти в Пскове немало жизней. Именно поэтому он очень хотел вернуться с товаром. И в то же время, понимая, что в Ливонии та же ситуация, он отнюдь не был уверен, что ему позволят в Риге купить и, главное, вывезти из Лифляндии рыбу.

От волнения Выходец даже ускорил шаг и, в результате, до богатого дома Франца Ниенштедта добрался быстро. Первая удача: рижский бургомистр оказался на месте. Лакей провел купца в обставленную дорогой мебелью гостиную. Франц Ниенштедт улыбнулся, произнес по-русски:

— Тимотеус, дела потом, сейчас как раз принесут обед. Давайте за едой не говорить о коммерции.

Купец Выходец не стал скрывать своего беспокойства:

— И всё же скажите, как обстоят в Риге дела с торговлей?

— Прекрасно! Главное препятствие исчезло: шведский флот больше не блокирует город, скоро лед на реке Даугаве растает и судоходство возобновится уже через несколько недель. Так что всё, как обычно.

— Я не о том. Мне необходимо купить селедку. Разрешат ли мне это?

Ниенштедт усмехнулся:

— Были бы деньги. Когда же в Риге препятствовали торговле?

— А разрешат ли власти вывезти мне продовольствие из Лифляндии? — Выходец и Ниенштедт между собой общались, как обычно: рижанин говорил по-русски, а московит из уважения к нему отвечал по-немецки.

— Всё, как обычно. Платите пошлину и увозите.

Поняв наконец, о чем беспокоился Тимофей, немец пояснил:

— Поймите, Рига снабжается морем, все в городе понимают, что, как только вскроется лед, сюда навезут много сельди из Дании, зерна и сыров из дальних стран, где не было таких ужасов. Потому продукты не берегут. К тому же у лифляндских крестьян своя жизнь. А у рижских купцов — своя. И прибыль интересует их больше, чем судьба хуторян. А магистрат и польского короля волнует, будут ли платиться торговые пошлины. Если доходы уменьшатся, то магистрат не сможет платить зарплаты своим служащим, а король — вести войну со шведами. Кто же решится ограничивать торговлю? Впрочем, что это вы, Тимотеус, говорите за обедом о таком плебейском продукте, как селедка. Посмотрите: сейчас мой слуга принес гороховый суп с копченными ребрышками, за ним последуют оленина под клюквенным соусом и вишневый пудинг… Нет, давайте сначала поедим, а лишь потом поговорим о делах. Не отнимайте у меня, старого человека, последней радости, — пошутил один из четырех рижских бургомистров.

Обед и в самом деле удался. После того, как два купца спокойно посидели за кружкой пива, Ниенштедт внезапно преобразился:

— Молодой человек, вы ведь ко мне не только за консультацией пришли, — на сей раз хозяин дома говорил по-немецки, просто не найдя на русском подходящего термина. — Наверняка, вы приехали в Ригу не с пустыми руками.

— Да, и товар у меня неплохой, не только беличьи меха из Пскова, но и дорогие меха из далекой Сибири.

— Увы, это не радует. Соболь, куница или чернобурая лиса — товар очень дорогой, его непросто продать какому-нибудь голландскому шкиперу.

— Да ведь мех замечательный!

— Знаю, но привычный товар мне в Германию или Нидерланды продать проще. Ну, пойдем, Тимотеус, покажете, где привезенные меха.

— А я принес образцы, — запасливый Тимофей достал из взятого с собой мешка мех горностая, чернобурой лисы, куницы, соболя.

— И сколько всего у вас связок?

Тимофей перечислил: соболей — столько-то связок, белок — столько-то, горностаев — всего две, зато чернобурки и куницы — по пятнадцать.

Торговались внешне без азарта, но напряжение витало в воздухе — на сей раз речь шла не просто о больших, а об очень больших деньгах. Причем, Ниенштедт явно рисковал и Тимофей понимал это. Ведь бургомистр не был специалистом по сибирским мехам и решил купить их, просто не желая упускать выгодную сделку. Потому и торговался рижанин жестче обычного.

Наконец, купцы сговорились и перед Тимофеем снова предстал радушный хозяин:

— Я пошлю с вами, Тимотеус, двух приказчиков, чтобы несли сундук с деньгами, на сей раз он будет тяжелым. Кстати, чтобы вы не беспокоились о сельди, — у меня есть знакомый купец Генрих Беренц, хотите я сведу вас с ним, он как раз держит сельдяной склад…

У купца Генриха Беренца Тимофею и Францу пришлось задержаться: выпить кружечку пива, поговорить за жизнь, сходить на склад, посмотреть хороша ли селедка.