Тимофей просто рассмеялся:

— Ты хоть знаешь, кто они?

Выходец прекрасно понимал, в какое время отправился в путь. И на сей раз нанял не обычных возчиков из Пскова, а знаменитых новгородских охранников. Он заплатил большие деньги, но охранники того стоили. То были потомки легендарных новгородских ушкуйников. Еще за 250 лет до описываемых событий, когда Золотая Орда грабила чуть ли не пол-Европы, а мир трепетал при имени монголов, ушкуйники собирали ватаги, плавали по Волге на своих ладьях и безнаказанно обчищали татарские стойбища, то есть грабили самых великих грабителей мира. Тимофей даже не стал объяснять Ванде подробно, почему за Еремея и Никодима, не стоит бояться. Умная женщина поняла всё по его реакции.

Через полчаса в печах барского дома горел огонь, на кухне Анисим и Еремей варили на всех кулеш — крупу с отменным сушеным мясом, пекли из муки свежий хлеб. Когда пани Ванда заговорила, что у нее в погребе осталось сало, это не вызвало у путников никакого интереса. А вот от яблочного вина никто не отказался. Тимофей лично поднял из винного погреба небольшой бочонок и предложил выпить за чудесное спасение ясновельможной пани Ванды:

«Не слишком ли много ты пьешь, Вандочка?» — ехидно поинтересовался внутренний голос, когда Тимофей налил ей вторую кружку.

Купец, словно читая ее мысли, пояснил Анисиму и Герасиму:

— Сейчас этой прекрасной пани просто необходимо напиться. Она потеряла мужа, сама чудом осталась жива…

Внутренний голос Комарской оказался прав. Голова вроде бы все понимала, но когда пришла пора подниматься, Ванда Комарская обнаружила, что ноги ее не держат. «Какой позор!» — подумала она. Ванде не раз приходилось видеть сильно пьяных шляхтичей, но ни разу она не наблюдала, чтобы польская шляхтянка напилась до положения риз.

Ванда вынуждена была опереться на надежное плечо Тимофея. Не долго думая, купец просто взял худенькую красавицу на руки и понес в спальню. Там он положил ее на кровать и собрался укрыть одеялом. Перед этим, подумав, стянул с нее сапоги. Трогать ее прекрасные ноги было невыразимо приятно, Ванда не противилась, напротив, сидела глупо улыбаясь. Конечно, сильное опьянение не красило ее, но даже в таком состоянии полячка казалась Тимофею прекрасной и желанной. Однако мысль о том, что нельзя пользоваться беззащитностью красавицы, которую он сам же и напоил, удержала его от попыток добиться ее. «Я не ангел, но все же не такой подлец», — подумал разведчик. Решил оставить пани в одежде — в платье, шерстяной кофте, накрыть ее теплым одеялом и уйти.

Неожиданно Ванда попросила, словно ребенок:

— Не уходи! Мне очень страшно и, наверняка вновь приснится кошмар о том, что меня хотят съесть. Побудь со мной.

Нетрезвая красавица села на кровати и, чтобы иметь точку опоры, оперлась головой о плечо Тимофея. Мужчина обнял ее за плечи. И уже ни о чем не думая, окончательно потеряв голову, нежно поцеловал в губы. При малейшем намеке на отпор он немедленно прекратил бы добиваться женщины своей мечты. Но Ванда лишь слегка напряглась, а через секунду ласково сунула свой язычок глубоко в его рот и откинулась на подушку, чтобы мужчине было удобнее, если он захочет поласкать ее груди или бедра.

Так началась самая упоительная ночь в их жизни… Стоило купцу начать расстегивать на ней пуговицы, как шляхтянка тут же стала раздевать его. Когда оба они были обнажены, Ванда нежно шептала ему что-то по-польски, а в конце концов, сгорая от нетерпения, попросила по-немецки: «Ну не медли же!». У Тимофея за время пути не было женщины, а Ванда вообще не была близка с мужчиной в течение нескольких месяцев. И потому, предаваясь любви, они были неутомимы.

Странным было то, что не опытный в любовных играх Тимофей, а именно юная шляхтянка изобретала всё новые и новые ласки. Ему же оставалось лишь прислушиваться к ее страстным и, казалось, нескончаемым желаниям.

Под утро удивленный Тимофей признался:

— Никогда в жизни я столько раз не испытывал наслаждения, силы мои кончались куда раньше.

Ванда, довольная и счастливая, разлегшаяся почти на всей широкой постели ответила:

— Это потому, что ты никогда не ласкал раньше меня, милый мой!

Увы, как бы ни была чудесна ночь, она в конце концов кончилась! С рассветом Тимофей и Ванда, наконец, заснули…

Давно уже проснулись возчики, давно съели кулеш с сухарями, а Тимофей все спал.

— Не пора ли разбудить нашего купца, — рассудительно сказал Никодим.

— Ты что?! Может, сейчас войдешь, так на всю жизнь врагом Тимофея станешь, — ответил более опытный Герасим. — Может, сейчас судьба его решается. Кто знает?

Наконец, Тимофей и Ванда проснулись. Когда купец наутро вспомнил, что произошло, то помрачнел. Ванда, напротив, выглядела веселой и довольной. Лишь мысль о том, что ее любовник, не шляхтич, слегка огорчала ее. «Тебя хоть один шляхтич за твою жизнь столько раз до экстаза доводил, Вандочка? — ядовито поинтересовался внутренний голос. — Упустишь такого кавалера, как говаривал пан Комарский, дурой будешь. Счастье женское не в гербе фамильном, а в кровати». Лишь мысль о судьбе пана Анджея сейчас огорчала молодую женщину. Но первая красавица Динабургского уезда успокаивала свою совесть тем, что сделала всё возможное, дабы уговорить пана Комарского бежать от опасности.

Обнаженной Ванда вскочила с кровати и потянулась, зная, что Тимофей видит сейчас и ее ладные груди, и ее осиную талию, и треугольник волос между ногами, и точеные бедра, и изумительные ноги. Выходец деликатно отвернулся.

— Что такое?! — возмутилась шляхтянка. — Я тебе не нравлюсь?

— Но ты же совсем голая.

— А ночью ты меня голой не видел? Чего мне стесняться?

С этими словами она сдернула с любовника одеяло, ловко оседлала его и, что очевидно, некоторое время им было не до разговоров…

Когда всё закончилось, Вандочка лукаво поинтересовалась:

— Ну как, все еще стесняешься моего польского тела?

— Ты — самая прекрасная женщина в мире, — честно ответил купец.

— Так почему ты столь мрачен? — поинтересовалась шляхтянка. — Я бы поняла, если бы я была печальной, после того, как ты добился меня невенчано, но ты-то чего переживаешь?

— Сегодня же я должен ехать в Ригу, чтобы купить у заморских моряков сельдь и быстро повести провизию в голодающий Псков.

Если бы Ванда сказала бы что-либо типа: «Да подождет твоя рыба!» — разговор мог бы на этом и закончиться. Но пани Комарская была для этого слишком умна.

— Я поеду с тобой, — предложила она. — Я и так собиралась в Ригу. Затем поеду на корабле в Данциг, оттуда по Висле в Малую Польшу, где находится имение моего дяди Януша.

— Поехали! — радостно ответил Тимофей, обрадовавшись, что может хоть что-то сделать для этой чудесной женщины.

— Но это я решила вечером. А как известно, утро вечера мудренее. Как ты смотришь на такой вариант…