— Погоди, погоди, какой парень? — посерьезнел Ильяшин.

— А я откуда знаю какой? — ответил вопросом Жмуров. — Спорили они о чем-то, кричали — слышал. Но видеть его — не видел. Как он смылся, я колечко снял и ушел черным ходом.

— Так, постой, давай все по порядку, — серьезно сказал Ильяшин, быстро строча по бумаге. — Итак, ты приехал в Москву, чтобы отомстить своей подруге Людмиле Тюриной и ее матери. Так?

— Так, — согласно кивнул Жмуров.

— Так, хорошо. Утром двадцать шестого июня что ты делал, рассказывай по порядку.

— Чего рассказывать, я ж все выложил, как было. Ну, пошамал в пельменной и решил домой наведаться.

— Во сколько это было?

— Да не помню я. И часов у меня нет. Ближе к обеду, что ли. Ну, дальше… С парадного хода решил не ходить, там во дворе тетки с нашего подъезда стояли, они быстро раззвонили бы, что меня видели, ну, я и решил с черного хода. Поднялся на этаж, постучал, не открывают. Ну и… — Жмуров замялся. — Ну, решил я войти. Я ж там жил столько лет, все замки наизусть знаю. Черный ход, он с кухни небольшим засовом только закрывается. У меня всегда в подъезде за батареей спрятана была железяка изогнутая. Если ее вставить в щель, можно засов отодвинуть. Я всегда так раньше домой заходил, когда ключи забывал или поздно возвращался…

— Итак, ты вскрыл дверь и вошел в квартиру. Тебя никто не заметил?

— Нет, чего там, я ж не хотел шуметь, чтобы соседи не паниковали. Ну-у, слышу, голоса какие-то. Я думал, Людка, значит, с хахалем своим новым бранится. Ну, думаю, щас я их застукаю. Да так застукаю, что век помнить будут… Только я выйти с кухни хотел, как заметил, что все в квартире уже по-другому. Все как в заграничном фильме, все новое, сверкает. Я удивился сначала, думаю, на какие шиши это Людка так разошлась. А потом слышу, будто голос не Людкин вовсе, а вроде как чужой. Тут меня сомнение взяло. Ну, пока они спорили, я решил в кладовке спрятаться. Надумал я разведать сначала все по-тихому, а потом уж и показаться. Сижу, слышу, что спорят, чем дальше, тем больше. Баба так уже совсем на визг сорвалась. Не, думаю, это не Людка. От Людки я такого писка отродясь не слышал. Она, если что, зубы сцепит и только лыбится, мол, ты бей, а мне совсем не больно.

— А этот человек ее бил?

— Может, и не бил, это я так, к слову сказал… Ну, цапались они, а потом слышу, бабахнуло что-то, как будто выстрелили. Думаю, ну и дела тут нынче творятся! И без меня им не скучно. После выстрела она вскрикнула как-то по-дурному и замолчала. Тихо было секунд десять, так что я решил выйти, посмотреть, чем дело кончилось. Тут парень этот как запричитает, ну точно как баба, только голос мужской, как закричит: «Врача, скорее!» — и вон из квартиры. Я слышал, как он по парадному подъезду каблуками вниз застучал.

Ну, мне странно стало, мол, что за дела такие творятся. Думал я, что, может, жиличку какую пустили к себе временно, а она со своим полюбовником отношения выясняет. Ну, вышел. Все тихо, иду по своей квартире, не узнаю ее. Ну, прямо гостиница какая-то! Входную дверь прикрыл, чтобы соседи не зашли узнать, отчего все нараспашку. В спальню заглянул и округовел прямо: лежит баба на ковре полураздетая, из виска кровь течет и смотрит на меня, не шевелится.

Я думаю, надо отсюда когти рвать, ни к чему, чтобы меня застукали с ней, но вдруг вижу, прямо в глаз камень светит — у нее на пальце был. Меня как бес попутал, я перстень стал у нее с руки скручивать, а он не снимается. Я и так, и сяк, весь вспотел даже, пока с ним возился. Снял, значит… Думаю, раз Людки здесь нет, то больше искать ее незачем. Может, у хахаля своего живет теперь. Ну, раз так, думаю, надо еще что полезное прибрать к рукам. Гляжу, пистолет рядом с ней валяется. Маленький такой. Думаю, игрушка совсем детская, однако же пригодиться может в трудную минуту. Сунул я его в карман и решил еще по хате пошарить, но тут слышу, кто-то к входной двери подошел, позвонил, топчется, войти хочет. Я тогда шмыг на кухню, выскочил черным ходом, задвижку за собой закрыл, и все. Главное, от такой истории сразу расхотелось мне Людку искать. Я перстень продал быстренько и в Тулу вернулся. Собрал свои манатки и на юг рванул, счастливую долю искать. Да вот нашел ее, свою долю — решетку под потолком да нары…

Жмуров замолчал, выжидательно глядя на Ильяшина. Наконец тот оторвался от созерцания и, нахмурясь, спросил:

— Значит, ты парня этого, который с убитой спорил, не видел?

— Не-а, — отрицательно покачал головой Жмуров. — Только слышал, как они лаялись.

— Ну, голос-то хоть какой у него был? Молодой, старый?

— Не, не молодой. И не старый. Обыкновенный.

— Может, очень высокий или низкий? Может, картавил он или буквы не выговаривал?

— Вроде бы все выговаривал. — Жмуров недоуменно пожал плечами. — Я ж не слушал его. Мне главное было узнать, Людка то была с ним или нет. Только говорил он странно.

— Как?

— У нас так один кореш на зоне разговаривал. Как будто у него язык обрезан. Нечетко, как каша во рту. Я и понять не мог, что он кричал, скорее догадался.

— Если тебе предъявят запись его голоса, опознаешь?

— Давай попробую, — с готовностью согласился Жмуров.

— Погоди, мне еще предъявлять нечего. — Ильяшин озабоченно потер рукой лоб. — Ты не слышал, он угрожал ей? Требовал от нее что-то?

— Да не разбирал я их споры.

— Звук выстрела был приглушенный или ясный?

— Обыкновенный.

— Ты говорил, что женщина вскрикнула. Это произошло сразу после выстрела или одновременно с ним?

— Ну, секунд пять прошло.

— Через какое время мужчина ушел?

— Ну, через минуту-две, может.

— Он искал что-нибудь? Ходил по квартире? Рылся в шкафах?

— Вроде нет. Тихо было.

— Ты уверен, что слышал только один выстрел? — для проформы спросил Ильяшин.

— Обижаешь, начальник…

Ильяшин вздохнул и сжал пальцами глаза. Под веками поплыли зеленые расплывчатые круги. От напряжения голова налилась свинцовой тяжестью, и боль в висках, пульсируя, мешала думать.

Низкое солнце заглядывало прямо в окна, и на крашеном полу лежали ровные квадраты солнечного света. Вспомнив о времени, Ильяшин взглянул на часы. Было уже почти шесть. Он сразу ощутил тянущее чувство голода под ложечкой. «Пора заканчивать, — подумал он. — Правда то, что Жмуров говорил, или неправда, но в главном, в том, что он был у Шиловской, он признался, а второстепенные детали можно дожать потом».

— Так что, гражданин начальник, — спросил Жмуров, — что мне за это будет?

— То, что я обещал. Только за побег и за охранника. Подпиши.

Не глядя, Жмуров поставил хвостатую закорючку, которая должна была обозначать его подпись и, привычно заложив руки за спину, поднялся. Вошел розовощекий сержант, порядком истомленный долгим ожиданием, и увел Жмурова.