Но никогда бы не подумал, что вспомнить о них придется в таких… гмм… дерьмовых обстоятельствах.

Сейчас клуб закрыт, да и сам поселок по неведомой мне причине пришел в упадок. Где-то слышал, что всплыла информация, будто поселок построили на месте большого кладбища, которое просто сравняли с землей, но «забыли сообщить об этом» будущим жильцам. А те, в свою очередь, сильно расстроились, прознав про то, что, в сущности, живут на чужих костях.

Не уверен, что эта информация верна, но сейчас мне до нее нет дела. Главное, что поселок почти пуст.

Мой информатор, Сергей, позвонил примерно через час после того, как Маргарита «поехала на встречу» (тогда я еще не знал, что она снова обвела меня вокруг пальца и сделала именно так, как привыкла делать всегда - по-своему). Обмен двумя фразам даже и разговором нельзя назвать, потому что Сергей сказал только название поселка, а я сказал только «спасибо».

Кода сегодня подъезжаю к «пункту назначения» - там уже стоит пара знакомых автомобилей. Один из них - представительский внедорожник премиум-класса - принадлежит, как бы странно это не звучало, маленькой хрупкой женщине. И совсем не случайно, что она оказалась здесь - на территории закрытого мужского клуба, вход в которых не всегда открыт даже для избранных мужчин. Я паркуюсь рядом, выхожу и направляюсь прямо к ней. Со спины если посмотреть - девчонка-старшеклассница, и одета соответствующе - в драные узкие джинсы с пестрым принтом, кроссовки на массивном каблуке и необъятных размеров свитер. Она не сразу меня замечает - о чем-то эмоционально спорит по телефону. Когда откашливаюсь, чтобы обозначить свое присутствие - резко замолкает и оборачивается. Кивает очень сдержанно.

— Просто вырви мне этот эфир, - жестко требует у кого-то на другом конце мобильной связи. - Мне плевать, как ты это сделаешь и сколько придется заплатить - мне нужно полчаса времени на федеральном канале. И я хочу, чтобы никто, никакой поганый журналистишка, не смел затыкать мне рот!

Отвечают ей или нет - я не знаю, потому что она просто сует телефон в задний карман джинсов, достает сигареты и закуривает. Ее нервозность выдают изредка подрагивающие пальцы.

— К’Рэйл. - У нее низкий хриплый голос, уставшие блеклые глаза и густая паутина морщин, выдающая уже давно не «бальзаковски возраст». Я и сам не знаю, сколько ей, но как бы там ни было - она позволяет себе называть меня «юношей», а этого не делал никто, даже солидные акулы бизнеса.

— Мад’а, - так же сдержанно обращаюсь к ней по имени. Замечаю ее направленный в сторону моей машины вопросительный взгляд. - Гвоздь программы еще в пути.

Она едва заметно кивает, задумчиво и глубоко затягивается и несколько минут просто курит, глядя куда-то перед собой, как будто там крутят только ей одной доступное кино.

— Моей… внучке было тринадцать. - Когда Мад’а нарушает молчание - ее голос становится совсем глухим, а серые, и без того потускневшие глаза, почти совсем бесцветными. - Она всегда была очень одаренной, а я всегда хотела дать ей больше. Вы знаете, как это бывает - бабкам всегда внуков жальче, чем родных детей.

Я молча поджимаю губы.

— Ах, ну да, - Мад’а понимающе кивает.

Имя ее внучки я нашел среди тех немногих людей, которые рискнули подать заявление на Лакса. Я сначала даже глазам своим не поверил. Имя этой женщины слишком на слуху, чтобы кому-то в здравом уме и крепкой памяти пришло в голову соваться к ее родным. Только позже, немного покопавших в бумажках из архива, добавив немного своей личной информации и понимания что к чему, смог сложить все это в более-менее соответствующую реальности картину.

Ее дочь, вопреки воле матери, связалась с простым смертным и, как итог, лишилась родительской поддержки и стала изгоем в нашем «высоком и уникальном» лунном обществе. Даже сейчас, спустя много лет, отношения лунников с простыми людьми всегда натыкаются на осуждение и насмешки, а в те годы - любой лунник, который рисковал открыто заявлять о чем-то подобном, подвергался откровенному осуждению и презрению. Скорее всего, Мад’а разорвала все связи с дочерью и какое-то время полностью от нее дистанцировалась. А та, насколько я понял из найденных документов, назло решила полностью отказаться от всех корней - взяла фамилию мужа, изменила данные о рождении и на долгие годы просто «исчезла» с родительских радаров.

— Я случайно узнала о том, что у меня есть внучка, - как будто слышит мои мысленные размышление лунница. Снова тянется за телефоном, немного нервно что-то проверят и опять роняет его в карман. - Увидела их с дочерью в каком-то магазине одежды для бедных - мы делали репортаж для ТВ, и мои пиарщики решили, что мой слишком суровый и консервативный образ нужно смягчить «нотой всеобщей любви».

— Звучит как откровенная лажа, - позволяю себе ремарку, хотя на языке крутится куда более крепкое слово.

— Общественное мнение почему-то охотнее ест вот такую лажу, юноша - вам ли не знать.

Ее потухший, но пристальный взгляд неприятно щекочет в области кадыка. Наверное, Дар этой женщины как-то связан с менталом, потому что я не особо «падок» на все эти невербальные игры мускулами. Но ее взгляд выдержать довольно сложно. Сопротивляюсь до последнего.

— А вы крепкий орешек, юноша, - говорит с некоторым удивлением и отворачивается, чтобы снова сосредоточить внимание на каком-то ей одной «видимом» образе. - Она не позволила мне познакомиться с внучкой. Просто сказала «нет» и все. С тех пор я могла только украдкой следить за ними - сидеть в машине и смотреть, как мои девочки ходят в дешевые магазины, носят дешевые вещи с рук и не могут позволить себе… почти ничего. Примерно тогда я поняла, что деньги не имеют никакой ценности, если за эти деньги не можешь сделать совсем ничего.

Она снова надолго замолкает, а я прокручиваю в голове окончание истории.

Ее внучка была участницей школьной команды по легкой атлетике. Я вспоминаю ее на фото - высокая не по годам, очень худенькая, по-лунному бледная. И несмотря на весьма посредственную внешность - выделяющаяся на фоне остальных девочек из команды. Видимо, Лакс на это и запал.

Я гоню от себя кровожадные порывы и иду вслед за историей.

Судя по заявлению, старый урод надругался над ребенком в спортивном лагере, который спонсировал его фонд и куда девочек в качестве «приза» привезли после выигранные школьных соревнований. Естественно, дело замяли.

Девочка… не смога пережить.

А ее мать… предпочла добровольно отправиться следом.

Я сжимаю кулаки и с огромным трудом проглатываю очередной позыв не сдерживать злость. Хорошо, что прямо сейчас Лакс не стоит передо мной - вряд ли я нашел бы силы дожать весь план до конца.

— Мне жаль, - говорю глухо.

— Я узнала слишком поздно, - так же едва слышно отзывается Мад’а. - Все случилось так быстро. Считаные дни.

Зачем-то киваю, хотя ей точно не нужно мое сочувствие.

— И так, юноша, - голос лунницы становится жестче, - что я должна вам за столь щедрый «подарок»?