– Last orders![40] – выкрикнул в зал бармен – бородатый мужчина лет пятидесяти в красной жилетке поверх темно-зеленой рубашки.

На мокром асфальте тротуара размытым ярким пятном отражалась витрина булочной. Дождик как начал капать два часа назад, когда еще было светло, так и продолжал монотонно и размеренно барабанить по открытым зонтикам прохожих. Барбора вышла из дому без зонтика. Какой смысл в зонтике, если руки будут толкать детскую коляску?

Лейла уже стояла у своего парадного справа от булочной. В ушах – наушники, белый проводок от которых уходил во внутренний карман темно-синей ветровки. Заметив Барбору, она освободила уши от музыки, открыла дверь в парадное и легко перенесла через порог на улицу накрытую пластиковой накидкой коляску.

– Вверх по рю де Бельвиль, – объяснила Лейла, показывая рукой направо. – Все время прямо до мэрии Лила, а потом по бульвару де ля Либерте до ресторана «Гимназ». Там на углу у ресторана в шесть вас Рашид встретит, вы его уже видели! Идти полчаса, не больше!

Лейла протянула Барборе тридцать евро, и больше ни слова не говоря, скрылась в парадном, закрыв за собою дверь.

Барбора перевела взгляд с двери на коляску. Повторила себе для памяти «Бульвар де ля Либерте. Ресторан „Гимназ“» и отправилась вверх по рю де Бельвиль, наезжая колесами коляски на мутные отражения магазинных витрин на мокром асфальте тротуара.

До встречи с Рашидом оставался час. Дороги до места встречи – полчаса. А значит, можно будет зайти минут на двадцать в какое-нибудь кафе и погреться. Мысль о кафе сама собой согрела Барбору. Она решила пройти полпути, чтобы потом одним махом дойти до места встречи, передать Рашиду очередной гостинец из Бейрута или что там еще Лейла подложила к вечно спящему Валиду внутрь коляски, и сразу назад. Правда, останется еще полчаса до семи вечера, когда Лейла выглянет из своего парадного, чтобы забрать Валида с коляской домой. Но и тогда можно будет посидеть в кафе. В другом кафе. Посидеть и подумать о чем-нибудь добром, о скором будущем, которое обязательно будет другим, наполненным приятными заботами о собственном малыше, для которого Барбора не будет нанимать нянек или помощниц. Своим ребенком она будет заниматься только сама! Осталось только подождать семь месяцев, а может, и меньше!

Рю де Бельвиль оказалась куда длиннее, чем Барбора могла себе представить. Уже остались позади двухсотые номера домов и начались трехсотые. Несколько раз то с одной стороны, то с другой появлялись кирпичные заборы и безжизненные двух-трехэтажные строения, закрытые строительными лесами или большими рекламными щитами. На таких безжизненных отрезках улицы Барборе становилось страшновато и она ускоряла шаг, снова возвращаясь к нормальному прогулочному ритму только возле домов с горящими окнами.

Рю де Бельвиль вывела ее на просторную площадь, которую вдруг, осветив веселым карусельным светом из своих окошек, пересек длинный трамвай. Барбора остановилась. Справа на пешеходном островке виднелось белое одноэтажное зданьице станции метро «Порт де Лила», а дальше манило взгляд ярко-желтым светом витрин большое угловое кафе, за широким бульваром по центру которого отражали фонарный свет стальные трамвайные рельсы.

При приближении кафе с красным фасадом оказалось булочной-кондитерской, что понравилось Барборе еще больше. Под стеклом прилавков лежали рядами круассаны и пару десятков пирожных: от обычных «улиток» с изюмом и корицей до многослойных тортиков, украшенных кремовыми цветами и крошкой из белого шоколада. Под правой стенкой кондитерской, перед длинной цельной столешницей во всю длину этой стенки, стояли высокие барные табуреты. Долго на таких не усидишь. Но Барбора закатила коляску в самый угол между витриной кафе и первым от витрины табуретом и подошла к прилавку. Взяла мятного чаю и пирожное с черносливом. Забралась на табурет. Посмотрела из этого сладкого аквариума, пропитанного запахом ванили и свежего хлеба, на уличную сырость. Посмотрела и почувствовала себя счастливой. Но это ощущение оказалось таким кратковременным, что уже через полминуты Барбора о нем не помнила, опустив взгляд на покрытую накидкой от дождя коляску. Она ведь даже не спросила Лейлу, положила ли та в коляску бутылочку с молоком на случай, если малыш проснется?

Барби подняла накидку и забросила ее на козырек над головой ребенка. И сердце ее чуть не остановилось. Дыхание точно остановилось, когда вместо ребенка, вместо Валида в теплом комбинезончике то синего, то серого цвета, она увидела прямоугольные пакеты. У нее задрожали пальцы, она бросила испуганный взгляд назад, на прилавок, на продавщицу, занятую обслуживанием старушки с болонкой на поводке. Вернула взгляд на эти пакеты и судорожно сдернула с козырька коляски пластиковую накидку, снова закрыла коляску, но взгляд ее так и остался замершим, оцепеневшим.

В груди закололо, и словно горячая кровь ударила в голову. Барборе стало жарко и она расстегнула куртку. Достала мобильник, набрала Андрюса.

– Ты можешь срочно приехать? – спросила дрожащим голосом.

– Да, – испуганно ответил он. – Куда? Где ты?

Когда Андрюс через полчаса забежал в кондитерскую, она словно от сна очнулась. Обернулась, посмотрела на Андрюса мокрыми от слез глазами.

– Что случилось? – негромко спросил он ее. – Что с тобой?

Барбора молча наклонилась к коляске и одернула пластиковую накидку.

– Что это? – спросил Андрюс, глядя на пакеты.

Барбора пожала плечами.

– А где ребенок?

Она снова пожала плечами и отвернулась к стене, к остывшему чаю.

– А куда ты шла?

Барбора пересилила свое желание плакать и рассказала о Лейле и о том, что мать малыша уже не раз просила ее что-то кому-то отвозить в коляске. Но всегда в коляске был малыш, а рядом с ним маленькие пакеты или свертки. Но теперь малыша нет! И она не знает, что в этих пакетах! А отвезти их надо к ресторану на бульваре де ля Либерте – тут недалеко.

Андрюс наклонился над коляской и ощупал пакеты, приподнял верхний.

– Похоже на пачки с бумагой, – прошептал он. – Я посмотрю!

Зашелестела бумажная упаковка.

– Что там? – спросила шепотом Барбора.

– Какие-то билеты, неразрезанные… Может, на футбол?! Ничего страшного. Слава богу, не наркотики! – проговорил он негромко. – Я возьму несколько листов – дома посмотрим!

Андрюс скатал двадцать – тридцать листиков из пачки в трубочку и сунул во внутренний карман куртки. Потом завернул оставшуюся пачку в ту же оберточную бумагу. Накрыл накидкой.

– Пошли, отдашь и вернемся домой!

Дождь дробно и чуть чаще стучал по натянутой пластиковой накидке над коляской. Они шли молча по опустевшей улице – продолжению рю де Бельвиль. Но эта улица словно уже вышла за пределы знакомого Барборе Парижа, за пределы Бельвиля. И дома здесь были другие – более новые и какие-то серые. Фасады маленьких кафешек тоже казались более блеклыми и не такими привлекательными для глаз.