И она действительно радовалась.

— Еще Триш сказала, что со временем познакомит меня с теми, кто работает у нее в конторе, и объяснит, как надо себя вести, чтобы сойтись с ними. Ну разве не здорово?

Деб почувствовала, как волны тепла одна за другой окатывают ее с головы до ног, смывая чувство обиды. Деньги Малкольма дадут Кейт то, что она хочет, а Деб вновь останется в стороне. И все-таки она не обижалась.

— Да, моя дорогая, — сказала она. — Это очень здорово. Только тебе совсем не надо меняться, чтобы с кем-то сойтись, Кейт. Тебя все примут такой, какая ты есть.

— Спасибо, мамочка, и все-таки мне придется столько всего узнать и столькому научиться. Ну ладно. Мне пора идти. Передай остальным, что я их люблю. Пока.

— До свидания, Кейт, — ответила Деб и вернулась в гостиную с телефонной трубкой в руке.

— А дверь что, нельзя закрыть? — ядовито поинтересовался Маркус. — Здесь ужасный сквозняк.

— Тихо!

Адам показал на стоящий в углу комнаты телевизор. В шестичасовых новостях показывали, как по ступеням какого-то огромного здания спускается знакомая фигура. Голос диктора произнес:

— Сегодня доктор Арчибальд Фоскатт предстал перед дисциплинарным комитетом Генерального медицинского совета. В результате с него были сняты все обвинения в грубой профессиональной небрежности, предъявленные в связи со смертью Айана Уотлама.

После короткой паузы раздалось шуршание бумаг в руках Фоскатта и сухой кашель, а затем прозвучало заявление, явно подготовленное заранее:

— Бесконечно сочувствуя всем тем страданиям, которые миссис Дебора Гибберт перенесла во время своего заключения, я должен сказать, что не имел никакой возможности их предотвратить. В тот момент, когда я прописывал мистеру Уотламу антигистаминный препарат «терфенадин», медицина не знала, что его опасно принимать в сочетании с грейпфрутовым соком. Таким образом, моя ошибка не является небрежностью. Я всегда служил пациентам верой и правдой. Я очень счастлив, что это признали и на заседании дисциплинарного комитета. Последние годы были крайне сложными и для меня, и для моей супруги. Благодарю за внимание.

Игнорируя вопросы журналистов и простых зевак, доктор Фоскатт взял жену под руку и повел ее к ожидающему автомобилю. Автомобиль оказался гораздо дороже, чем те, что доктор водил в Норфолке. Деборе было любопытно, кто мог так щедро его финансировать. Кроме того, Деб интересовало, верит ли кто-нибудь, кроме нее и Анны Грейлинг, что именно Фоскатт дал отцу тот астемизол, который нашли при вскрытии. Никто, кроме доктора, этого сделать не мог. Однако Деб не имела возможности доказать свое предположение. Ее саму обвинили только на основании догадок, и она никому не желала той же участи. Даже доктору Фоскатту.

— Вы закроете наконец чертову дверь?! — закричал Маркус, расчесывая зудящую, потрескавшуюся кожу на пальцах. — И выключите телевизор! Я не могу сосредоточиться.

Адам нажал кнопку на пульте, чтобы убрать звук, и посмотрел на Дебору. Ее глаза, точно темные камни, застыли на белом, безжизненном лице. Затем Маркус сказал что-то еще, и ее глаза изменились. Теперь она была опасной.

Адам не задумываясь сделал три больших шага и встал между женой и сыном.

Он вернулся на диван почти сразу, однако Деб заметила и все поняла. Он все испортил. Вся его кропотливая, болезненная работа над своими страхами и неуверенностью Деб пошла прахом. Он упустил единственный шанс, который у них оставался. Теперь она знает, что он считал и считает ее виновной. Адам подумал, что лучше бы он умер.