– Сами! Вспомни, какие финики я привозил тебе из Сетифа!

– Замолчи! Ты – марионетка в руках палачей нашего народа!

– Тебе понравились эти финики, сынок. Ты сам говорил мне, что они тебе понравились, что ты никогда не ел таких вкусных фиников, ты говорил, что когда-нибудь мы с тобой вместе поедем на родину. Время пришло, сынок, нам пора…

Сами двинулся к отцу, словно притянутый его силой, неизвестно откуда взявшейся в хрупком теле. Он часто рассказывал Сурии об отце, о его жизни в Торбее-Пироге, о его мечтах о Сетифе, о его унижениях. О его убогом существовании. Сурия испугалась, что Сами может поддаться на увещевания шибани. Она подалась к нему, чтобы его подбодрить, а главное – в этот священный миг не утратить с ним контакта. Сами сделал еще шаг вперед, Сурия – за ним. Она отвлеклась от трех заложников, которые, воспользовавшись моментом, отступили в тень и растворились в ней. Они были спасены. Старик Бухадиба шел, приволакивая ноги; отец Эммы пребывал в прострации; Гарри крепко держал аптекаря за плечи… Старик протянул к сыну руки. По лицу у него текли слезы, но он ему улыбался. Ему захотелось сказать Сами что-то еще, хотя он уже понял, что все пропало. Он слишком давно смирился с неизбежностью собственной смерти, слишком давно махнул на все рукой, слишком давно позволил миру вытирать о себя ноги. Он дал себе еще пять минут надежды; он поверил, что все еще возможно, что Сами одумается, что он услышит музыку сфер и займет среди людей подобающее ему место; сейчас он опустит глаза и узрит Божий свет, а в следующую секунду упадет в отцовские объятия.

Сами Великолепный, финансовый директор…

Сурия потянула Сами за рукав. Они переглянулись. Сами устремил на отца взгляд своих черных глаз и привел в действие детонатор на своем поясе шахида. Грянул взрыв. Его волной смело камеры, микрофоны и пюпитр, с которого разлетелись бумажные листы. Сами и его отца разорвало в клочья. Люди в толпе кричали; многие бросились на землю. Эхо взрыва еще не стихло, когда вслед за ним прогрохотал второй. У тяжелораненой Сурии Эммы Сен-Ком хватило сил, чтобы подорвать себя.

Катания, Сицилия, Италия

Вчера утром я вернулся с Мальты. Переправлялся на пароме – очень удобно. В шесть вечера я покинул Валлетту, а два часа спустя уже выводил машину на набережную Катании. Еще пять минут – и я дома. С тех пор как я здесь поселился, работающие в порту филиппинцы узнают меня в лицо и называют Professore, немилосердно растягивая слоги. Я перебрался сюда в конце минувшей зимы. Благодаря содействию Лейлы – моей драгоценной коллеги из Тунисского археологического института – я как раз занимался вывозом своей библиотеки и мебели из Ла-Марсы, когда кто-то из знакомых заговорил со мной о Сицилии.

В то время я находился не в лучшем состоянии духа – из-за Рим. Я не винил никого, кроме себя. Я позволил провести себя как мальчишку. На протяжении месяцев я ничего от нее не ждал, довольствуясь тем, что мне каждый день дарила ее юность; я ничего не требовал, ничего не навязывал, на все соглашался, и в конце концов ей удалось подавить мой инстинкт самосохранения. Никаких скачков настроения, никаких внезапных исчезновений, всегда ровное настроение… За несколько недель я полностью утратил бдительность и строил радужные планы, хотя общая ситуация и рост террористической угрозы мало располагали к оптимизму.

Я понимал, что мне надо сменить обстановку, уехать из Парижа. Так почему не на Сицилию?

Я плохо знал этот остров и имел самое поверхностное представление о его истории, но странным образом помнил приветствие, которым его жители встречали на коронации нового короля: «Christus vincit, Christus regnat, Christus imperat»[30]. Оно уходило корнями в язычество, в те времена, когда ранние христиане изображали Христа в виде бога Аполлона.

Я долетел до Палермо, взял напрокат машину и вдоль побережья доехал до Таормины, где и заночевал. На следующий день я сделал остановку в Катании. Погода стояла теплая. Этна поздоровалась со мной, выпустив несколько облачков дыма. Я пообедал в неказистой на вид траттории неподалеку от порта превосходной пастой с морскими ежами, прогулялся по припортовой зоне и случайно набрел на здание бывшей таможни, на фасаде которого красовалась табличка «СДАЮТСЯ АПАРТАМЕНТЫ». С тех пор я здесь. Вот ведь как бывает.

Вскоре после переезда меня навестил мой издатель. Его осенила очередная гениальная идея. Первый тираж моего небольшого «Александра» вышел три года назад, и за это время он продал права на перевод в десяток стран, где книга пользовалась не меньшим успехом. Он предложил мне написать по тому же рецепту еще одну биографию. Взять выдающуюся личность с необычной судьбой, блеснуть эрудицией, добавить щепотку назидательности и сдобрить текст подходящими цитатами. Должно получиться нечто солидное, но в версии light.

– Люди интересуются историей и хотят читать про великих людей. Их тошнит от нынешних политиков, они устали от самих себя и изголодались по чему-то, что превосходит их собственный уровень. В каком-то смысле им нужен сверхчеловек.

Я спросил, кто из великих людей, по его мнению, мог бы стать персонажем такой книги.

– Конечно, Фридрих Второй! Я сразу о нем подумал, как только узнал, что ты переехал сюда. Он в четыре года стал королем Сицилии, а в 1220 году – императором Священной Римской империи. Папа отлучил его от церкви, но он все равно короновался в Иерусалиме! Мало того, он был горячий поклонник твоего Александра. Потрясающий мужик! Занимался правом, вообще был блестяще образован, знал и Восток, и Запад – настоящий космополит! – и при этом обладал невероятной харизмой. Современники считали его чуть ли не божеством – во всяком случае, когда он умер, они не поверили в его смерть и утверждали, что он вместе со своим пятитысячным войском спустился в кратер Этны, чтобы в назначенный час снова явиться миру. Чего еще тебе надо?

Он уехал, а я принялся за изучение знаменитой биографии Фридриха Второго, написанной Канторовичем. Увлекательнейшая книга, хотя сам автор от нее частично отрекся, сочтя чересчур «ницшеанской». Я начал потихоньку собирать материал. Съездил в Палермо, осмотрел его саркофаг. Прочитал все, что смог найти о моем герое, быстро убедившись, что глубже, чем это сделал Канторович, мне не копнуть. Перечитал Вергилия. Одним словом, я попытался погрузиться в Сицилию Фридриха – полуафриканскую, полуевропейскую страну, на территории которой смешались народы, обычаи и религии и выросли синагоги, мечети, византийские соборы и нормандские церкви.

Я находился в самом начале своих поисков, когда мне позвонила Жаннет с предложением увидеться на Мальте. Она рьяно взялась за дело и убедила временного поверенного на острове устроить мне лекцию об Александре Македонском в Валлетте, в местном отделении «Альянс франсез». Жаннет действовала решительно и энергично, а мне страшно хотелось увидеть Рим – пусть мимоходом, пусть в объятиях другого. Вскоре мне позвонил временный поверенный и подтвердил приглашение прочитать лекцию. Я, со своей стороны, настоял, что лекция будет и об Александре, и о Фридрихе Втором, что позволило бы организаторам привлечь к ней интерес мальтийцев итальянского происхождения, а мне – обкатать на публике кое-какие идеи для будущей книги. Приняв это предложение, я испытал облегчение, вероятно предчувствуя – сознательно или неосознанно, – что эта поездка поможет мне перевернуть еще одну страницу своей жизни.