– Как вы его назвали? – Глаза девушки широко распахнулись от изумления.

– Развалина…

– Нет, перед этим. Дом Ноулсов, вы сказали?

– Так его раньше называли. Но это было очень давно. Теперь это гнилушка, кишащая пауками.

Девушка посмотрела на него таким пронзительным взглядом, что Мемфису стало не по себе. Он увидел, что у Эви задрожали руки.

– Мистер Кэмпбелл, вы не могли бы подождать здесь совсем немного? Я отойду буквально на «бутлегерскую» секунду.

Эви О’Нил бросилась бегом по коридору, громко стуча каблучками по темному мраморному полу. Мемфис остался стоять у двери, сжимая в руках свою шляпу, и тут его осенило.

Что, если она подумала, будто Мемфис – Манхэттенский Маньяк?

Он не стал дожидаться ее возвращения, а тихонько выскользнул в приоткрытую дверь и побежал по кварталу, остановившись только тогда, когда понял, что на него подозрительно смотрят люди. Он заставил себя пойти медленной прогулочной походкой, улыбаясь во все стороны, словно ничто в этом мире его не волновало. Сердце в груди билось так, будто вот-вот выскочит. Не прекращая улыбаться, Мемфис зашел за угол и нос к носу столкнулся с девушкой. Она чуть не упала, и Мемфис успел подхватить ее.

– Прошу прощения, мисс!

– Проси хорошенько, – раздался знакомый низкий голос.

Мемфис расплылся в улыбке. Его сердце снова заскакало, на этот раз от счастья.

– Креольская принцесса собственной персоной!

– Пора нам перестать сталкиваться подобным образом, – сказала Тета.

* * *

В это время в музее Эви вывела в прихожую Уилла, Сэма и Джерихо. Но никто их не дожидался, и на улице загадочного посетителя тоже не было.

– Он ведь обещал ждать! – Эви тяжело вздохнула. – Дядя, он говорил о доме Ноулсов. Как думаешь, это ведь очень подозрительно?

– Ты уверена, что это не очередной репортер? – с опаской спросил дядя.

– Он никак не мог быть репортером, – ответила Эви. – Он показался мне очень искренним. Он спрашивал о символе – глаз с… ладно. Я лучше нарисую.

Эви нарисовала око с молнией и передала его дяде. Сэм подошел поближе.

– Он спрашивал вот об этом символе?

– Как, ты сказала, его зовут? – поинтересовался Уилл.

– Мемфис. Мемфис Кэмпбелл, – ответила Эви.

– Вы знаете, что значит этот символ, профессор? – спросил Сэм, с явным интересом разглядывавший картинку.

Уилл коротко взглянул на него.

– Никогда раньше такого не видел. А теперь попрошу меня не беспокоить. У меня много работы.

Он повернулся на каблуках и оставил их растерянно стоять в прихожей.

* * *

Мемфис и Тета сидели в кафе мистера Регги за коктейлями с содовой и болтали без умолку. Тете казалось, что она не говорила столько с тех самых пор, как впервые встретила Генри. Она смешила собеседника рассказами о странностях артистов, а Мемфис рассказал ей о лотерее и о том, каким капризным может быть Исайя, но Тета могла сказать точно – он обожал младшего брата. Они оба потеряли счет времени, и Тета забыла о том, что ей пора на репетицию.

– Я скажу, что в метро случился пожар, – пошутила она.

– Ты точно больше ничего не хочешь? Может быть, сандвич или супа? – спросил Мемфис.

– В который раз повторяю – все замечательно, я сыта, – ответила Тета. Она заметила, что посетители кафе косятся на них. В тот момент, когда она поднимала глаза и натыкалась на их взгляд, они отворачивались, делали вид, что заняты своей едой или читают газету.

Он хотел еще о стольком ей рассказать и спросить ее. Откуда она приехала? Снилось ли ей то самое око? Может быть, она тоже лежала, глядя в потолок, и представляла себе его, как он – ее?

– Ты правда девочка Зигфелда, да? – только и смог спросить он.

– Я слышала, что место поэта уже занято, – отшутилась Тета. – Кстати о поэзии, ты читал «Усталые блюзы» Лэнгстона Хьюза?

– И далеко за полночь звучит эта мелодия / Погасли звезды, зашла луна… – произнес Мемфис, довольно улыбаясь.

– Певец закончил петь, ушел спать / И усталый блюз эхом отдавался в его голове / А он спал, как убитый, или человек, распрощавшийся с жизнью[58], – договорила за него Тета. – Никогда не читала ничего прекраснее.

– Я тоже.

Кафе будто растворилось в воздухе: позвякивание посуды, щелканье кассового аппарата, гул человеческих голосов – остались только они вдвоем с Тетой. Она слегка подвинула свою руку ему навстречу, и он сделал то же самое. Теперь кончики их пальцев слегка соприкасались.

– В субботу у моей подруги Альмы устраивают вечеринку. Не хочешь сходить?

– С удовольствием, – ответила Тета.

Кафе, казалось, снова выплыло из тумана и воспряло к жизни со всем возможным шумом. Мимо прошел пожилой джентльмен и нахмурился, увидев их вместе. Тета с Мемфисом разъединили руки и притихли.

Эви и Джерихо поедали поздний обед в помпезной столовой Беннингтона. Джерихо болтал без умолку, а Эви была полностью поглощена своими невеселыми мыслями. Подперев подбородок рукой, она уставилась невидящим взглядом в чашку с кофе и, как на автомате, помешивала его ложкой.

– И тогда я выстрелил одному из них в спину, – выдал Джерихо, проверяя, как она слушает.

– Интересно! – пробормотала Эви, не поднимая на него глаз.

– Потом я отрезал его голову и с тех пор храню ее под кроватью.

– Ну логично, – согласилась она.

– Эви. Эви!

Она посмотрела на него и грустно улыбнулась:

– Что?

– Ты ведь не слушаешь.

– Нет, я о-че-де-лен-но тебя слушаю, Джерихо!

– И что я только что сказал?

Эви посмотрела на него пустыми глазами.

– Что бы ты ни говорил, это точно было очень умно и по делу.

– Я сказал, что застрелил человека и отрезал ему голову.

– Значит, он этого заслуживал. Прости меня, Джерихо. Не могу выкинуть из головы мысль о том, что этот Джон Гоббс имеет отношение к нашим преступлениям.

– Но почему?

Эви не могла рассказать ему про песню, а без нее все остальное казалось совершенно бессмысленным.

– А тебе не кажется подозрительным то, что пятьдесят лет назад произошли похожие убийства и их так и не раскрыли?

– Интересно, но прошло слишком много времени. Если ты хочешь узнать о них больше, можем еще раз сходить в библиотеку…