— Хороша из белорыбицы, — невозмутимо продолжал Ленин, — но также и карп — вполне, вполне достойно. Засим, как вы понимаете, третья. Что до второго блюда, то у Сомонова дивно запекали цыплят. В сметане, и с какой-то особенной травкой. А какой там вечером кордебалет! Пятнадцать девочек, одна другой краше, танец эдакий замысловатый — шаг вперед, два шага назад...

Инесса покраснела и потупилась. Надежда Константиновна резко встала и вышла из купе.

— Ну что это она? — искренне огорчился Ленин. — Как подменили в последнее время, честное слово...

— Володя, но пойми: она жена тебе...

— Какая жена! — вспылил Ленин. — Сколько раз я говорил тебе: Надежда — партнер! Я не затем ее вывез из Шушенского, чтобы она теперь делала сцены... Теперь с этим свободно, в Питере разведусь немедленно. И поженимся. А, Инесса?

— Посмотрим, — сдержанно ответила она.

— Ну ладно. — Владимир Ильич не умел долго злиться. — Александр Александрович, может быть, в картишки? Скоротать время до приезда? Я думаю, через час уж будем на Финляндском...

— Что-то не хочется, — кисло сказал Богданов. Он слишком хорошо помнил, как позавчера, при проезде через Стокгольм, последовательно проиграл Ленину шляпу, черепаховый гребень и часы.

— А вы не нервничайте, не нервничайте! Революционер не имеет права нервничать, когда играет в покер! Знаете ли что? Я вам этого еще не показывал!

Жестом фокусника он извлек из кармана три серебряных наперстка.

— Что это? — не понял Богданов.

— Ключи счастья, — радостно сказал Ленин. — Знаете роман такой — «Ключи счастья»? Так вот, они самые и есть. Если б не они, не видать бы нам вспомоществования от генштаба, как своей поясницы. Не угодно ли? Кстати, как думаете, наши-то в Питере при деньгах? — спрашивал Ленин, явно пытаясь отвлечь приятеля от наблюдений за манипуляциями.

— Не знаю, — сухо отвечал Богданов. — Думаю, там сейчас неразбериха почище, чем в пятом.

— Эге, эге... Гм-гм... Ну-с, на то и мутная вода, чтобы умные люди ловили скромный гешефт...

Через полчаса Богданов был должен Ленину уже двадцать франков сверх своих наличных пятнадцати. Ильич заботливо хлопал его по плечу:

— Ничего, ничего, батенька! Мне из Питера телеграфировали, что готовят встречу. Как думаете, что устроят? Я думаю, расстараются. Можно не к Сомонову, можно сразу в «Вену». Вы для закуски что предпочитаете?

— Да с чего вы взяли, что они готовят закуску?! — Настроение у Богданова испортилось окончательно. — Революция, до банкетов ли там!

— Ну а кто приближал-то? — хихикал Ленин. — Пять лет в изгнании! Мы жертва кровавого режима или кто? Каторжане возвращаются, солдатики с фронта бегут... Да мы, по-хорошему, должны на белом коне в Питер въехать! Пари, что Железный Феликс уже в городе. Чорт, живот подвело... Интересно, они знают, в каком мы бедственном положении? Если прямо сей же час, на перроне, не будет хотя бы рюмки да хлеб-соли... Еще, знаете, малосольный огурец: сначала хруст, потом и-зу-мительное ощущение...

— Да прекратите же, Владимир Ильич! — взмолился Богданов.

— Ничего, ничего! Скоро уж, — Ленин достал знаменитые часы-луковицу. — Ну, если они там приготовили не то, что я люблю... к чорту бросаю весь этот большевизм и иду во Временное правительство! Министром экономики, а? Как вы думаете? Обедать буду у Грешникова. Каждый день. Скачала гусиную печенку с луком...

Богданов вскочил и выбежал из купе. Вслед ему несся заливистый ленинский хохоток. Так смеяться мог только честный человек.

«А интересно все-таки, что они готовят», — думал он, нервно куря в тамбуре.

К сожалению, они готовили совсем не то, чего хотелось Ленину, и даже не то, о чем мечтал более скромный Богданов. Площадь перед Финляндским была запружена народом. Рабочий патруль не пускал на платформу восторженных депутатов от балтийских матросов. Они никогда не видели Ленина, но слухи о его грандиозных предприятиях будоражили Петроград все пять лет его отсутствия.

— Ильич — самый из них наш! — говаривали флотские агитаторы.

— Сурьезный мужик, — кивали усатые балтийцы. — Ентот за словом в карман не полезет...

Поезд замедлил ход, скрежетнул и встал. Высокий человек в шинели, бледный, с узкой бородкой и непреклонным выражением испитого лица, прошагал прямо к шестому вагону.

— Эдмундович! — радостно крикнул Ленин, выглядывая в окно. Вся его давняя неприязнь к Железному испарилась — он и вообще был отходчив, да вдобавок с последней встречи прошло слишком много времени. Как знать, вдруг революция смягчила и это стальное сердце?

— Рад, рад, — сдержанно говорил Дзержинский, пожимая руку Ленину. — Отлично выглядите.

— Какое отлично, батенька! Третьи сутки не жрамши. Женщины в обморок падают. Один чай да гнусные скандинавские сушки. Пойдемте же скорей, я вне себя от нетерпения!

— Ждут, ждут, — скупо улыбаясь, кивал Феликс Эдмундович.

— Где? У Сомонова? Пари, что у Сомонова!

— Прямо на площади.

— Что, столы накрыты? Я говорил вам! — Ленин Пихнул Богданова в плечо. Тот кисло улыбнулся. Из вагона, пошатываясь от усталости, выходили бледные большевики. Зиновьев с жадностью вдыхал родной, влажный питерский воздух. Инесса вытирала глаза.

В следующую секунду Ленин остолбенел. Вместо накрытых столов на площади бушевала ликующая толпа. В воздух взлетали бескозырки.

— Это что такое? — спросил он с недобрым предчувствием.

— Готовились, товарищ Ленин! — радостно доложил круглолицый усач лет двадцати пяти, суетившийся вокруг Феликса Эдмундовича. — Я же вам телеграфировал, что готовимся!

— Митинг, — доложил Дзержинский. — Надо будет сказать.

— Кому? Мне?! С какой стати! Ищите какого-нибудь теоретика! Я жрать хочу!

— Товарищ Ленин, — мягко, но с нажимом поддержал Феликса Эдмундовича представитель Балтфлота. — Братишки ждут.

— Это вы так готовились? — с горечью произнес Ленин. — Это так вы встречаете душу партии? К чертям собачьим! Я к Керенскому уйду!

Но морячки уже подсаживали его на странную железную машину, стоявшую в центре площади. Ленин никогда не видел таких машин. Вероятно, это был танк — он читал, что англичане применяли их на фронте.

— К чорту, к чорту! — отбивался он. — Я не готовился! Я не ел три дня!

— Просим, просим! — визжали хорошенькие курсистки, обступившие машину. На площади, помимо матросов и солдат, толпилось полно случайных людей, обрадовавшихся очередному митингу: в Питере теперь митинговали каждый день и по любому поводу.

— Это кто — Ленин? — спрашивала молодая женщина декадентского вида у пожилого бритого господина с лицом вальяжного адвоката. — Какой миленький...

— Да пустите вы, чорт! — злился Ленин. — Вот пристали, дураки...