– Летим, Минька, летим! – восторженно заорал Ероха и принялся разматывать опутывавшую Валентина простыню.

Валентин глянул вниз, и у него с непривычки закружилась голова. Под ними бесконечным пушистым ковром от края и до края расстилался лес, скудно подсвеченный голубоватым лунным светом. Кожу холодил ветерок, и Валентин, оставшись совершенно голым после того, как Ероха освободил его от простыни, соорудил из нее некое подобие римской тоги.

Он повернулся, чтобы оглядеться, и первым делом заметил еще один воздушный шар в нескольких сотнях метров отсюда. В корзине этого шара кроме него и Ерохи находились еще Третьяк, Силка и Весна. Валентин задрал голову, чтобы глянуть снизу на шар, и тут Третьяк начал качать масло в горелку. От запального огонька вспыхнуло топливо, и вверх ударило ревущее пламя.

– Ой, батюшки, опять… – взвизгнула Весна.

«Вот что это был за звук», – сообразил Валентин.

К ним собрался было перебраться Сила, но тут же заголосил Третьяк:

– Эй-эй, стой на месте! И так корзину в ту сторону перекосило!

Тогда и Ероха, отступив на шаг от Валентина, нагнулся, поднял с пола какой-то сверток и подал другу.

– На. Одежда твоя. – Валентин сел на пол корзины и принялся одеваться, слушая Ерохин рассказ. – Ты ушел спать, а к нам пришла Василиса с девками. Стол накрыли… Сели мы ужинать, и тут прибегает Михайла Черкасский. Давненько мы не виделись с ним. Вроде и поговорить есть о чем, да и по чарке можно было бы вместе опрокинуть… Но он ни в какую за стол садиться не стал. Отозвал меня в сторону и спрашивает: «Где, Михайла?» – «Спит», – отвечаю. «У Никиты Романовича сейчас Мудр Митряев сидит, отчим Михайлин. Никита Романович ему, оказывается, двести тысяч должен. Мудр предлагает долг простить, а за это просит ему Михайлу с головой выдать. Бежать ему надо». Я в окошко глядь – темно уже. «Куда же бежать? – спрашиваю. – Ворота-то уже закрыли». «Давай ко мне, – говорит князь. – У себя дома спрячу». А тут стук в дверь. Я аж обомлел. Но, слава богу, это Весна прибежала, от хозяйки приглашение принесла. Поблагодарил я князя за предупреждение и восвояси отправил. Подумал сначала у Марфы тебя спрятать до утра. А потом вспомнил, что ты, перед тем как спать лечь, велел уезжать нам завтра. Посоветовались мы быстренько – и решили бежать прямо сейчас. Мастеровые свои печки мигом раскочегарили, шары, Минь, надулись, сам не ожидал, так быстро. И вот… Летим. На этом шаре мы, а на том – дон Альба с Василисой и ее служанками и Добрей-мастеровой.

– Куда летим? – поинтересовался Валентин.

– Куда ветер дует. – Ероха беззаботно расхохотался.

– А где слобода осталась?

Ероха, протянув руку, указал направление, потом, пару секунд подумав, указал градусов на тридцать правее.

– Вроде там…

«Понятно, – подумал Валентин. – Надо найти Полярную звезду. Она должна быть на продолжении Большой Медведицы. – Он поднялся на ноги и долго обозревал звездное небо. Звезд было столько, и все они были такими яркими… Одним словом, с Полярной звездой у Валентина не получилось. – Ничего, – успокоил он себя. – Взойдет солнце – тогда и определимся со сторонами света. Между Москвой и Ярославлем двести пятьдесят километров. Слобода посрединке между ними. Москва – юг, Ярославль – север… Разберемся».

– Ероха, а Веттерман-то жив остался. Не было его в той карете.

– Иди ты… Откуда знаешь?

– Сон вещий видел. Ты думал, что только Марфа такое умеет?

– Что же делать будем?

– Искать.

– Но как? К Никите Романовичу теперь нам соваться нельзя, к царевичу, стало быть, тоже. Получается, Мудра бы надобно найти первым делом и укорот ему сделать.

Валентин молчал, завороженный окружавшей их красотой.

– Слышь, Михайла, чего молчишь-то? Опять заснул, что ли?

– Завтра, Ероха, завтра… – отозвался Валентин. – Утро вечера мудренее.