— Вижу, тебя по-настояшему захватила археологическая сага. Интересно?

— Даже не поверишь насколько, — ответил Питт.

Джордино сразу уловил серьезные нотки в голосе друга и

присел рядом с ним.

— А что он там выискивал?

— Доктор Хант, его монгольский друг и бригада китайцев пытались докопаться до развалин некогда очень богатого, а позднее исчезнувшего города на севере Китая под названием Шанду.

— Ни разу не слышал о таком.

— Возможно, знаешь его под другим, более романтическим западным названием... Сяньду.

— Нет, не знаю, — мотнул головой Джордино. — А ты уве­рен, что он действительно когда-то существовал?

— Скорее да, чем нет. Там находился летний дворец Хубилай-хана. Он возвел его примерно в ста двадцати милях от Пе­кина и спасался там от летней жары. Город окружали обнесен­ные забором охотничья угодья, в близлежащих деревнях про­живало свыше ста тысяч человек. К тому времени как там по­явился Хант, вся местность давно превратилась в бесплодную пустынную равнину, испещренную одинокими горами и гру­дами камней.

— Иначе говоря, все находки датируются эпохой правле­ния Хубилай-хана? Они, должно быть, стоят кучу денег. Я имею в виду часть, оставшуюся целой после крушения самолета.

— Очень возможно, хотя сам археолог был разочарован сво­ей работой. По его собственным словам, вплоть до последнего дня раскопок ему не удалось обнаружить ничего по-настояще­му значительного. И здесь всплывают ларец и шкура гепарда. Оказывается, именно их он и нашел в последний день. — Открытый ларец со шкурой гепарда и бронзовым цилиндром внут­ри находился рядом с Питтом, на ступеньке. Первой он выта­щил шкуру гепарда. — Хант практически не упоминает о шку­ре гепарда, но ты посмотри-ка вот сюда, — сказал он, раскла­дывая мех, затем переворачивая его. На ровной поверхности в восьми квадратах одинакового размера были нарисованы не­большие картины. Первая изображала большую китайскую джонку, плывущую в сопровождении двух судов поменьше, по широкой реке. Следующая за ней картина изображала море и корабли. На седьмой корабли уже стояли на якоре в неболь­шой бухте, а на восьмой был виден большой корабль, объ­ятый пламенем. Огонь поднимался по фок-мачте и уже начал охватывать знамя, полощущееся на ветру мелкими волнами. На берегу, неподалеку от корабля, лежало множество ящиков и корзин, окруженных огненным кольцом. Языкастое пламя и дым пожирали землю вдоль бухты.

— Сериал, похоже, рассказывает о морском путешествии, закончившемся крупным пожаром, — предположил Джорди­но. — Возможно, мореплаватели столкнулись с противником, к тому времени уже хорошо знакомым с греческим огнем. Либо корабль подошел слишком близко к горевшему лесу на побере­жье, подул ветер, и искры от пожарища долетели до него. Наш знакомый британский археолог ничего не пишет по поводу этих миниатюр?

— Ни единого слова. Мне кажется, он даже не удосужился как следует осмотреть шкуру. Так и умер в полном неведении.

— Как он описывает ларец?

— Никак. Его заинтересовал не сам ларец, а лежавший в нем бронзовый цилиндр. Точнее, вложенный в него забавный предмет — шелковый свиток с нарисованной на нем картиной, или, скорее, картой, указывающей на место захоронения не­сметных сокровищ.

— Но цилиндр был пуст, когда мы нашли его. Ты думаешь, свиток и сейчас находится в самолете? Рядом с Хантом?

— На, сам почитай его завершающие записи, — предложил Питт, передавая Джордино дневник. — Три больших абзаца на последней странице.

5августа, 1937год. Запись сделана на борту самолета. Ле­тим в Улан-Батор. С тяжелым сердцем я пишу о своем ужас­ном открытии. Цендинь, мой верный помощник, деловой парт­нер и друг, в конце концов предал меня. Шелковый свиток исчез, украден из цилиндра, который я бережно хранил со времени его обнаружения. Украсть его у меня мог только Цендинь. Он нанес мне удар в спину. Пропажа обнаружена мною уже после того, как самолет взлетел. Со свитком утерян след, ведущий к Ч., я все еще тешу себя надеждой, что мне удастся восстановить карту по памяти. Затем я соберу небольшую группу и с помо­щью Б. У. отправлюсь на поиски. Возможно, мне повезет, я встречусь с Цендинем где-нибудь на склонах Бурхан-Халдун и тогда верну себе пропажу. Моя единственная надежда...

Абзац заканчивался на полуслове и возобновлялся позднее, но уже неровным почерком. Джордино сразу обратил внима­ние на то, что запыленная страница была забрызгана каплями крови.

Дата неизвестна. Мы потерпели крушение в пустыне, нас сбил японский военный самолет. Оба пилота погибли. Мне ка­жется, у меня сломан позвоночник и обе ноги. Не могу двигать­ся. Жду помощи. Молюсь, чтобы нас нашли как можно быст­рее. Боль просто невыносима.

Последний абзац Джордино едва смог прочитать. Почерк был очень неразборчивым, напоминал скорее каракули:

Последняя запись. Помощи не будет. Искренне сожалею, что подвел Лидс и Британский музей. Последние слова любви жене моей Эмили. Господи, прими наши души.

— Бедный земляной червь, — сказал Джордино, закончив чтение. — Вот почему он лежал поверх кучи осколков. Навер­ное, пытался выбраться. После крушения самолета прожил не­сколько мучительных дней.

— По-моему, он больше мучился не от физической боли, а от сознания потери ценного свитка.

— На чьи же сокровища указывала нарисованная на свитке карта? И кто такой этот Ч.?

— Хант рассказывает о свитке на предыдущих страницах. Детально его описывает. Он, как и его помощник Цендинь, был убежден, что на нем изображена тайная усыпальница. Выруб­лена где-то в горах Хэнтэй в Монголии. Усыпальница очень родовитого вельможи. Хант даже рассказывает легенду о том, как ее нашли. Согласно легенде, над ней плакала верблюдица. На первый взгляд все выглядит вполне логичным — и факты, и сказание. Короче говоря, на карте показано место погребения Чингисхана.

Джордино, тихо присвистнув, покачал головой:

— Чингисхан, говоришь? Таких карт бродит по свету тыся­чи. Скорее всего очередная фальшивка. Старичок Чингис умел шутить. Нет, могилу его никогда не найдут. Среди самых важ­ных археологических загадок она занимает одно из первых мест.

Питт долго смотрел на клубящееся облако пыли у линии горизонта, и перед глазами его пронеслись тысячи увлекатель­ных картин, вызванных разыгравшейся фантазией. Поняв, что увлекся видениями, он тряхнул головой.

— Совсем напротив, — вдруг заявил он и прибавил, уже тише: — Я уверен — усыпальницу его нашли.

Джордино уставился на него ничего не понимающим взгля­дом, но оспаривать его утверждение не стал. Питт перелистал дневник, нашел место в самом его начале и показал его Джор­дино.

— Полное имя помощника Ханта — Цендинь Боржин. Те­перь понятно?

— Не может быть, — прошептал Джордино. — Отец нашего Толгоя?