– Ты беспокоишься о ней, – сказала Аянэ.

Он уставился на пол. Кивнул.

– Я уверена, что с ней все в порядке, Кин. Где бы она ни была. Она – Танцующая с бурей. Она уничтожила три броненосца, не получив ни единой царапины. Убила сёгуна, просто взглянув на него.

Кин снова кивнул.

– Это не она. Это вы все так ее видите… – Он вздохнул, потер складку между бровями. – Ты ее совсем не знаешь.

Аянэ нежно коснулась его руки кончиками пальцев – и это прикосновение паутинкой легло на его кожу. На ее губах появилась слабая улыбка.

– Знаешь, ты такой милый, Кин-сан. Ты всегда хорошо думаешь обо всех.

Он посмотрел на ее пальцы, от прикосновения которых по его коже бегали мурашки. А взглянув ей в глаза, понял, как близко она стоит. И прежде чем он осознал, что происходит, ее губы – полные, мягкие, теплые – коснулись его губ, ее тело прижалось к его телу – нежно-нежно, как будто он мог сломаться. Кин замер на секунду, две, три, дыхание в легких сбилось, в ушах зазвенело. Но все-таки отстранился, отступив назад и подняв руки. Аянэ стояла неподвижно, как камень, с закрытыми глазами, серебряные конечности, колыхаясь, разворачивались, темно-розовые губы скривились в слабой улыбке.

– Так вот на что это похоже, – выдохнула она.

– Зачем ты это сделала?

Аянэ открыла глаза и быстро заморгала. Серебряные конечности задрожали.

– Просто чтобы почувствовать, – сказала она. – Просто чтобы знать.

– Нельзя так делать. Сначала надо спросить.

– Тебе понравилось?

– Нет.

А тебе?

– Прошу прощения. Я просто подумала… – Она сложила руки перед собой. – Я подумала, что если бы ты не хотел этого, ты бы меня остановил…

– Больше так не делай, пожалуйста.

– Не сердись на меня.

– Не сержусь…

– Сердишься! – На глаза девушки навернулись слезы. – Прости меня. Просто… всё это… – Она покачала головой, пытаясь подобрать слова. – Теперь у меня есть возможность чувствовать, я просто хочу чувствовать всё это…

По ее отросшим ресницам и бледным щекам потекли слезы.

– Прости меня, Кин. Пожалуйста, прости.

– Всё в порядке. – Он неловко приобнял ее.

Она прижалась к нему и задрожала, грудь слегка вздымалась. Он провел рукой по отрастающим на голове волосам и прошептал, чувствуя себя совершенно несчастным:

– Всё будет хорошо, не плачь, успокойся.

Совсем недавно он был так похож на нее, впервые расправив крылья в мире, которого он никогда не знал. Он вспомнил, что значит чувствовать, быть изгоем для тех, кто смотрит на тебя извне, и на один короткий, невозможный миг он забыл о девушке с длинными темными волосами, кожей, похожей на сливки, и такими глубокими глазами, в которых он тонул. О девушке, которая улетела на своем грозовом тигре и забрала его сердце с собой. Забыл, что она пропала, что она могла умереть, что последний раз, когда они говорили, мог оказаться последним в самом прямом смысле.

Он совершенно забыл о ней. Но только на мгновение.

На единственный миг пустоты.

* * *

Затылок ему жгли злые взгляды.

Аянэ шла рядом и, казалось, потерялась в потоке видов и запахов. С легкой улыбкой она, прищурившись, смотрела на верхушки деревьев и глубоко дышала, как будто каждый ее вдох был первым и последним. Но Кин чувствовал зло. Видел его в мрачных лицах Кагэ, в их расправленных плечах. В том, как в перерывах между делами, когда они с Аянэ проходили мимо, они осеняли себя знаком защиты, когда думали, что он не замечает.

Некоторые смотрели на Аянэ с неуверенным одобрением. Видимо, уже распространился слух, что она спасла жизнь Даичи. Но для Кина у них было только недоверие. Гнев и презрение.

Они ступили на мостик, Аянэ болтала о том, как из-за ветра волоски у нее на руках встают крошечными рядами, и что это похоже на статический ток, и как странно вообще иметь волосы на руках. Кина кололи злые взгляды, но он терпел, стиснув зубы, его терзала несправедливость этой ситуации. Если бы не его метатели, боевой отряд о́ни было бы не сдержать – Кагэ не смогли бы сразиться ними, не говоря уж о том, чтобы победить. Если бы не его периметр защиты, сейчас отродья ада беззаботно бродили бы по лесу, а Кагэ прятались бы на своих деревьях и молились о скором возвращении Юкико. Ведь сначала метатели Кина уничтожили более дюжины монстров, и лишь потом случился сбой. Но это никого не волновало. Никто и не задумался, что бы произошло, если бы Кина здесь вообще не было. И никому не показалось подозрительным, что все метатели вышли из строя в считаные секунды, один за другим.

Как, черт возьми, могли разорваться уплотнения?

– Гильдиец.

Этот голос, твердый, леденящий, заставил его вздрогнуть. Он помнил, как скрежетал нож во входном гнезде, заставляя его стискивать зубы.

Скритч.

Скри-и-итч.

– Уходи, Исао, – сказал Кин.

Юноши стояли в конце пешеходного моста, преграждая им проход к бане: впереди – Исао, за ним, тенью – Ацуши. Кин остановился, остановил Аянэ. Девушка моргнула и озадаченно огляделась.

– Что случилось, Кин-сан?

– Вернись в тюрьму, – тихо произнес он. – Жди меня там.

– Я предупреждал, чем всё закончится, если ты не уйдешь. – Исао поднял пару деревянных дубинок тонфа с короткой поперечной рукоятью. – Тебе следовало прислушаться.

Кин заметил движение сзади него. На другом конце моста с улыбкой на кривом лице стоял Такеши. Он оглянулся на жителей деревни на других площадках, но они отворачивали взгляды. А потом все просто собрали узлы или бросили работу и ушли. А ведь недавно они вместе сражались с демонами, убивали их. Но после катастрофы на линии метателей большинство Кагэ стало смотреть на Кина с ещё большим недоверием, чем раньше.

Кин сжал руку Аянэ и потянул ее за собой.

– Лучше держись в стороне, Аянэ.

– Из-за твоих чертовых метателей Даичи-сама чуть не погиб, – выплюнул Исао. – Я тебя предупреждал.

Десять футов.

– Моих метателей? – Кин прошипел сквозь стиснутые зубы. – Это ведь вы, ублюдки, вывели их из строя. Поэтому вы и умоляли Даичи не использовать линию в битве. Вы испортили их, хотели, чтобы они взорвались во время испытаний перед всей деревней, а не во время…

– Откуда мне, черт возьми, знать, как вывести из строя твои машины, гильдиец?

– Я видел твои руки после битвы, Исао. Они были в смазке.

– Смазка? Да ты совсем тупой, – Исао презрительно фыркнул. – Черная, да? Липкая? Как кровь о́ни?

Пять футов.

– Когда Даичи узнает об этом…