Притом что главный смертный враг Цыси находился на свободе и занимался тем, что формировал взгляды историков на нее на ближайшие 100 лет, а то и дольше, ее второго ненавидимого лютее других неприятеля Чжан Иньхуаня (британского сэра) она вычеркнула из первоначального списка кандидатов на смертную казнь. За него заступились британцы и японцы, а британцы особенно настойчиво, так как присвоили ему дворянский титул. Впоследствии его наказание свели к отправке в ссылку в Синьцзян[36]. Цыси ненавидела его и жаждала мести, потому что именно он привил ее слабовольному приемному сыну преклонение перед Диким Лисом – и, соответственно, перед японцами. Из-за сэра Чжан Иньхуаня ее империя оказалась на грани падения в лапы Японии.

Чжан Иньхуань сам подтвердил тот факт, что причиной его падения стали его отношения с японцами. Он рассказал гвардейцам, сопровождавшим его к месту ссылки, что первые подозрения вдовствующей императрицы о его неблагонадежности возникли, когда она обнаружила его дружеские отношения с Ито Хиробуми в день аудиенции этого японца у императора Гуансюя. Не факт, что все это случилось именно в тот момент, но Цыси совершенно определенно считала его японским агентом. На самом деле работа его на японцев могла раскрыться еще до 1898 года – он вполне мог сыграть свою пагубную роль в поражении Китая в войне 1894–1895 годов. В то время при принятии решений император Гуансюй пользовался помощью императорского наставника Вэна. А этот императорский наставник, плохо разбиравшийся в перипетиях современного мира, пользовался услугами Чжан Иньхуаня. Он по нескольку раз на дню отправлял ему проекты указов и получал его отзывы на них. К тому же Чжан Иньхуаню поручили следить за исправностью электрической системы связи между Пекином и фронтом войны. Многие люди доносили вдовствующей императрице, что его деятельность на этом поприще вызывает большие подозрения. Среди обвинений можно назвать то, что он «утаивал некоторые донесения и телеграммы, а также вносил изменения в их содержание». Сотрудники называли его «предателем» и подозревали в передаче японцам информации, содержащей военную тайну. Но, как и обвинения против других сановников, эти подозрения никто проверять не стал. Императорский наставник Вэн водил с ним тесную дружбу и мог легко отделаться поверхностным объяснением его действий императору. С тех пор выяснилось, что японцы располагали полнейшей информацией о телеграфной переписке и знали «как свои пять пальцев» обо всех маневрах китайского командования. В Токио к тому же совершенно точно знали, что император Гуансюй готов заплатить за установление мира любую цену, и воспользовались его слабостью, запросив невообразимо завышенную сумму контрибуции.

Сколь бы очевидной для Цыси ни выглядела измена Чжан Иньхуаня, какую бы ярость она ни испытывала, вдовствующая императрица не могла вывести его на чистую воду через судебное разбирательство. В этом случае она просто не могла себе позволить оскорбление Японии. В итоге, когда Чжан Иньхуаня приговорили к ссылке, его «прегрешения», указанные в императорском указе, выглядели диковинным образом: «вынашивал злые умыслы, вел себя скрытным образом, заискивал перед влиятельными людьми, а также проявлял непредсказуемость и ненадежность». Такой приговор звучал нелепой профанацией права, послужившей усилению отвращения к Цыси со стороны иностранцев. Они требовали свободы для сэра Чжан Иньхуаня. Два года спустя в тот самый день, когда Цыси обратилась за поддержкой со стороны Японии и Британии, чтобы справиться с иностранным вторжением, она приказала казнить Чжан Иньхуаня в месте его ссылки. Это распоряжение она приказала доставить самой большой скоростью. Чжан Иньхуань не давал покоя Цыси, и она захотела предвосхитить любые требования британцев и японцев о его освобождении в качестве условия для заключения договора о помощи.

Цыси распорядилась казнить и ряд других деятелей, приговор которым не требовал судебного решения и определялся волей трона: из числа евнухов. Пять главных евнухов, обеспечивающих связь между императором Гуансюем и Диким Лисом, подверглись смертной казни от палок бастина-до внутри Запретного города[37]. Но на этом Цыси не унялась: она позаботилась о том, чтобы «никаких гробов и похорон им не досталось, просто сбросьте их в общую безымянную могилу». Десятерых евнухов сначала избили, а потом навесили на них шейные колодки – тяжелые деревянные хомуты весом от 13 до 17 килограммов, которые устанавливали на шеи и плечи евнухов, в некоторых случаях навсегда. Такие наказания не применялись настолько долго, что старые колодки сгнили, а камеры дворцовой тюрьмы частично обвалились. Канцеляристам двора пришлось заказывать новые колодки и организовывать ремонт тюремных камер.

По сравнению с ними чиновники, причастные к делу Кан Ювэя, но не участвовавшие непосредственно в заговоре с целью убийства Цыси, отделались относительно легким испугом. Большую часть из них просто разжаловали со службы. Одного только просвещенного партнера Сюй Чжицзина приговорили к пожизненному тюремному заключению. Но и его через два года выпустили на свободу. В то время Пекин оккупировали иностранные завоеватели, и они открыли двери всех тюрем. Вместо бегства он остался в Китае и получил от Цыси официальное освобождение от заключения. Еще одного чиновника сослали в Синьцзян, но через два года ему разрешили вернуться домой.

Цыси занималась своими врагами и одновременно требовала продолжения реформ. По этому поводу она выпускала указы с разъяснением своих пожеланий. Вдовствующая императрица собственноручно написала пространный указ, в котором восхваляла Запад за «способность сделать свои страны богатыми и сильными», а также обещала, что власти Китая будут «учиться на его полезных примерах и внедрять их у себя шаг за шагом». Однако, притом что многие постепенные эволюционные перемены на самом деле продвигались вперед, реформа как таковая все-таки застопорилась.

Указы, касавшиеся Кана и его соратников, отменили; в спешке разжалованных чиновников восстановили в правах; негодные распоряжения, такие как с предоставлением любому подданному империи права прямого письменного обращения к императору с получением ответа, аннулировали; и радикальный пересмотр критериев императорских испытаний приостановили. На самом деле казалось, что в империю возвращаются старые добрые времена. Западные наблюдатели, не имевшие ни малейшего понятия о том, что реформы затеяла и направила Цыси, зато считавшие, будто, наоборот, возглавил их Кан Ювэй через императора Гуансюя, проявляли завидное единодушие в осуждении вдовствующей императрицы за уничтожение реформаторского движения, просуществовавшего всего лишь 100 дней.