– Нет, не знаешь! Я старше тебя, я сильнее и опытнее, но даже я никогда не слышал о сомнусе! Никто никогда о нем не слышал и уж тем более не практиковал!

– Сомнусом Стефан спас меня от смерти! – прокричала Марселин, чувствуя, как щеки обожгло слезами.

Она ненавидела себя за неспособность контролировать эмоции, но и сдерживать их более не могла. Марселин смертельно устала и хотела, чтобы хоть кто-нибудь ее понял. Ее вечно переменчивое отношение к Стефану, попытки то поддеть, то защитить его от чужих слов, ее наслаждение каждым чертовым моментом этой жизни. Только Шерая знала всю правду, но Шераи здесь не было, а Марселин так и не научилась у нее одним точным взглядом закрывать чужие рты и обрубать любопытство на корню.

– Я умирала, Сионий, – зло прошептала Марселин, стискивая кулаки. – Я бы умерла, не используй Стефан сомнус. Он спас мне жизнь, и потому я знаю, что эта магия возможна. Я смогу ее использовать.

Она ощущала искрящийся от напряжения между ними воздух, в меру любопытные и осторожные взгляды остальных. Особенно взгляды Пайпер и Гилберта.

– Сомнус опасен, – безнадежно сказал Сионий, делая еще один шаг к ней. Марселин физически ощутила, что Кит и Соня за ее спиной отошли от стола, будто она могла столкнуть с него Диону, схватить его и швырнуть в Сиония, лишь бы он замолчал. – Я даже не знаю, как именно он действует, а ты…

– Нужна последняя нить магии и жизни и особый отвар, – перебила его Марселин, чувствуя необъяснимую ненависть пополам с благодарностью своему любопытству. И привычке Стефана не прятать личные записи о магии от чужих глаз, от которой он потом все же избавился. – Стефан наполовину великан, так что для сомнуса потребуется кровь его народа.

– Моя кровь? – сдавленно спросил Гилберт.

– Именно. Твоя и кровь Первой.

– А моя-то зачем? – в ужасе прошептала Пайпер, прижимая руки к груди.

– Это повышает шанс на успех. Если последняя нить магии и жизни порвется до того, как я успею ее коснуться, Стефан умрет по-настоящему, и никакой сомнус ему не поможет. Мы должны убить его, и за мгновение до смерти влить в него не только вашу смешанную кровь, полную Силы и дара великанов, но и мою магию.

– Почему именно твою? – с сомнением спросил Сионий. – Не пойми меня превратно, но я…

– Стефан уже проделывал это со мной, – напомнила Марселин, – и я знаю, как нужно действовать. Я смогу отыскать ту нить, которая когда-то была задета его магией.

– И все-таки, – вмешался Гилберт, подходя ближе, словно боялся, что Марселин сбежит от него, – что такое сомнус?

– Если в двух словах – сон смерти. Он погрузит Стефана в такой глубокий сон, из которого ему ни за что не проснуться своими силами, и он будет находиться на границе жизни и смерти, пока я не разбужу. На это потребуется куда больше времени, чем на убийство и погружение в сон, так что детали объясню потом.

– Погоди-ка, – Пайпер, совладав со своими руками, крепко сжала кулаки и выпалила вполне очевидное: – Ты сказала, что сомнусом Стефан спас тебя от смерти. Выходит, когда-то он погружал тебя в этот смертельный сон, да?

– Сколько ты спала? – протараторил Кит, лишив Пайпер возможности задать этот вопрос самой.

Марселин глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Размытая из-за дождя дорога, вывихнутое запястье и кровь повсюду остались в прошлом. Ей нечего бояться. Это произойдет не с ней.

Но как же она не хотела пускать чужую кровь. Она убеждала себя, что смерть, а затем спасение через сон – единственный возможный для Стефана вариант. И какая-то тщедушная часть ее сознания шептала, что, будь Стефан здесь, он бы согласился с этим. Он лучше других умел просчитывать риски и знал, что иногда приходится рисковать слишком сильно.

Ей не хотелось причинять боль Стефану, и потому она решила, что будет действовать быстро. Куда быстрее него, потому что, очевидно, он не был готов к зрелищу, представшему перед ним на дороге в Картахену. Он замешкался, но лишь на мгновение, а в следующее уже окутывал ее дрожащее от боли тело магией, мягкой и приятной, напоминающей Марселин объятия любящей матери. И хотя она почти не помнила рук своей матери, она пообещала себе, что ее магия пусть и будет быстрой, принесет Стефану не менее мягкое и теплое чувство.

Марселин убьет Стефана быстро и погрузит его в сон. Если после пробуждения он и будет ненавидеть ее, то она хотя бы сможет гордо заявить о свершении заслуженной мести.

Вот только ей совсем не хотелось мстить Стефану.

– Нам нужно закрыть врата, – напомнила Марселин тихо, но твердо, поднимая глаза прямо на Гилберта, потому что он – их король. – И если мы не хотим, чтобы темные создания, бросив нас, выползли за пределы особняка, сделать это нужно сейчас.

Гилберт колебался только секунду. По всей видимости, это было какой-то отличительной чертой великанов: сомневаться перед принятием важного решения. Но в итоге Гилберт кивнул, прочистил горло и спросил:

– Что тебе нужно помимо нашей крови?

– Минута, чтобы все подготовить. Если мы действительно хотим спасти Стефана, Сионию придется перенести нас прямо к нему и сразу атаковать всех остальных демонов. Я не могу тратить магию просто так.

Гилберт еще раз кивнул и, подумав немного, стал раздавать указания:

– Энцелад, Диона, зачистите коридоры от демонов вместе с Сионием. Джонатан и Эйс, вместе с Соней и Китом останетесь здесь, под защитой сигилов, а мы с Пайпер пойдем с Марселин.

– Демоны могут попытаться забрать ее! – с жаром возразил Эйс, впервые подав голос с той самой минуты, как Энцелад привел его и Пайпер сюда.

– Золото должно быть рядом с бронзой, – решительно произнес Гилберт. – Там же, где и изумруды. Вот только я не понимаю, что значит копье.

– Копье? – с отсутствием всякого интереса повторил Кит, протянув Соне один из пистолетов.

– Копье, – задумчиво повторил Гилберт, но вдаваться в подробности не стал.

У Марселин не было времени, чтобы расспрашивать его об очередной загадке, непонятно откуда взявшейся. Она переносила из той части библиотеки, где ютился ее заваленный всяким барахлом стол, порошки и склянки, в которых намеревалась смешивать кровь великана и человека. Она не была уверена, что такой отвар не навредит Стефану, однако ничего лучшего просто не нашлось.

Она легким движением пальца по запястью Гилберта вспорола ему кожу и выпустила его кровь в небольшую стеклянную чашу. Пайпер зажмурилась, когда Марселин провела пальцем по ее запястью, и даже судорожно выдохнула, как только первая