– А похож на американца, – сказал кто-то.

– Женщину зовут Горгон, она его жена… по крайней мере, так говорится в документах.

– Я и есть его жена, – резко ответила Азадэ. – Не…

– А кто тебя спрашивал? – грубо перебил ее первый. – Фамилия у тебя Горгон, это фамилия помещичья, и выговор у тебя заносчивый, как и повадки, и скорее всего ты – враг народа.

– Я никому не враг. Пожа…

– Закрой рот. Женщине пристало помнить о приличиях, носить чадру, быть скромной и послушной даже в социалистическом государстве. – Иранец повернулся к Эрикки. – Куда вы едете?

– Что он говорит, Азадэ? – спросил у нее финн.

Она перевела.

– В Тегеран, – спокойно ответил Эрикки бандиту. – Азадэ, скажи ему, что мы едем в Тегеран. – Он насчитал шесть винтовок и один автомат. Машины окружали его со всех сторон, прорываться некуда. Пока.

Она передала им то, что он просил, добавив: – Мой муж не говорит на фарси.

– Откуда нам знать? И откуда нам знать, что вы женаты? Где ваше свидетельство о браке?

– С собой у меня его нет. То, что я замужем, указано в моем удостоверении.

– Но это шахское удостоверение. Незаконное удостоверение. Где твое новое удостоверение?

– Удостоверение, выданное кем? Подписанное кем? – взорвалась она. – Верните нам наши документы и дайте проехать!

Ее твердость произвела впечатление на него и на других. Иранец заколебался.

– Вы должны понимать, прошу вас, что кругом полно шахских шпионов и врагов народа, которые должны быть схвачены…

Эрикки почувствовал, как сердце гулко застучало в груди. Хмурые лица, люди прямо из Средневековья. Уродливые. К «рейнжроверу» подошли другие мужчины. Один из них сердито и с руганью замахал рукой машинам и грузовикам позади «рейнжровера», чтобы те проезжали вперед для проверки. Никто не сигналил. Каждый покорно ждал своей очереди. Над всем затором на дороге висел безмолвно ворочающийся ужас.

– Что здесь происходит? – Сквозь толпу к ним протолкался приземистый иранец. Люди перед ним почтительно расступались. На плече у него висел чехословацкий автомат. Первый иранец объяснил ситуацию и подал ему документы. Лицо у приземистого иранца было круглым и небритым, вокруг глаз – темные круги, одежда бедная и грязная. Внезапно грохнул выстрел, и все головы повернулись в сторону луга.

На земле рядом с маленькой легковушкой, которую повстанцы откатили на обочину, лежал человек. Один из боевиков стоял над ним с автоматом в руках. Второй пассажир машины с поднятыми руками стоял уткнувшись в дверцу. Неожиданно он рванулся, проскочил меж окруживших его людей и бросился наутек. Человек с автоматом поднял оружие и выстрелил, промахнулся, выстрелил снова. На этот раз бегущий вскрикнул и упал, корчась от боли; он попытался подняться, но ноги больше не служили ему. Человек с автоматом неторопливо приблизился и разрядил в него весь магазин, убивая его постепенно.

– Ахмед! – крикнул приземистый. – Зачем тратить пули, когда это можно сделать и сапогами. Кто они такие?

– САВАК! – По толпе повстанцев и крестьян прокатилось удовлетворенное бормотание, кто-то победно крикнул.

– Идиот! Тогда зачем было убивать их так быстро, а? Принеси мне их бумаги.

– У этих сыновей собаки в бумагах сказано, что они бизнесмены из Тегерана, но я-то знаю, когда человек из САВАК, стоит мне на него только посмотреть. Тебе нужны их фальшивые документы?

– Нет. Порви их. – Приземистый иранец повернулся к Эрикки и Азадэ. – Так будет, мы выкурим врагов народа и покончим с ними.

Она не ответила. Их собственные документы были в его ухватистой руке. Что, если и наши бумаги сочтут фальшивыми? Иншаллах!

Закончив изучать их удостоверения, приземистый иранец уставился на Эрикки. Потом на нее.

– Ты утверждаешь, что ты Азадэ Горгон Йох… Йокконен. Его жена.

– Да.

– Хорошо. – Он засунул их удостоверения в карман и, оттопырив большой палец, ткнул им в сторону луга. – Скажи ему, чтобы отъехал вон туда. Мы обыщем вашу машину.

– Но на…

– Скажи ему. БЫСТРО! – Приземистый иранец забрался на крыло, царапая краску сапогами. – Это что? – спросил он, показав на голубой крест на белом поле, нарисованный на крыше.

– Это финский флаг, – ответила Азадэ. – Мой муж – финн.

– Зачем он там?

– Ему нравится, что он там.

Приземистый иранец сплюнул, потом снова показал в сторону луга.

– Скорей! Вон туда. Когда они вырулили на свободное пространство, он соскользнул с крыла; толпа следовала за ними. – Выходите. Я хочу обыскать вашу машину, посмотреть, нет ли оружия или контрабанды.

– У нас нет ни оружия, ни контра… – начала было Азадэ.

– Выходите! А ты, женщина, прикуси язык! – Старухи в толпе одобрительно зашипели. Иранец сердито дернул пальцем в сторону двух тел, скорчившихся в истоптанной грязи. – Суд народа скор и окончателен, не забывайте об этом. – Он ткнул пальцем в сторону Эрикки. – Передай своему чудовищу-мужу то, что я сказал… если он тебе муж.

– Эрикки, он говорит, народный… суд народа скор и окончателен, не забывай об этом. Будь осторожен, дорогой мой. Нам… нам нужно выйти из машины… они хотят обыскать ее.

– Хорошо. Только перебирайся сюда, ты выйдешь с моей стороны.

Эрикки вышел и встал, возвышаясь над толпой. Он обнял Азадэ за плечи, защищая ее: мужчины, женщины и несколько детей напирали со всех сторон, оставляя им мало места. Вонь от немытых тел была невыносимой. Он чувствовал, как она дрожит, хотя и старалась не показывать страха. Вместе они смотрели, как приземистый иранец и его люди забрались в безупречно чистую машину, возя грязными сапогами по сиденьям. Другие открыли дверцу багажника, бесцеремонно вытаскивая и разбрасывая их вещи, жадные руки лезли в карманы, в его сумки, в ее сумки, не пропуская ничего. Один из них под крики и улюлюканье толпы высоко поднял ее прозрачное белье и ночную рубашку. Старухи опять неодобрительно забормотали. Одна из них вытянула руку и коснулась волос Азадэ. Та отшатнулась, но сзади сплошной стеной стояли люди. Эрикки тут же повернулся всем телом, чтобы помочь и дать ей место, но стена людей не шелохнулась, хотя те, что стояли рядом вскрикнули от боли, едва не раздавленные им. Эти крики вызвали ярость у остальных, люди придвинулись еще теснее, угрожающе закричали на него.

Эрикки вдруг с полной ясностью осознал, впервые в жизни, что не может защитить Азадэ. Он знал, что сумеет прикончить десяток из них, прежде чем его одолеют и убьют, но ее это не защитит.

Осознание потрясло его.

Ноги стали ватными, и он ощутил непреодолимое желание мочиться; запах собственного страха душил его, и он напрягал все силы, чтобы побороть нахлынувший на него панический ужас. Он тупо смотрел, как пачкают и разбрасывают их вещи. Люди, мелко перебирая ногами, тащили прочь канистры с бензином, жизненно важные канистры, без которых им не добраться до Тегерана, потому что все заправочные станции бастовали и были закрыты. Он попытался заставить ноги двигаться, но они его не слушались, рот тоже отказывался подчиняться. Одна из старух закричала на Азадэ, которая в ответ лишь тупо покачала головой, мужчины подхватили этот крик, толкая его, толкая ее, тесня его; их зловоние лезло ему в ноздри, уши были забиты словами на фарси.