— Да, — снова расслабившись, ответила я и улыбнулась. — Так что там с Дренгом?

— Ненавижу его, — ответил король. — И если бы не любил его столь же сильно, то уже удавил бы собственными руками. Однако без мерзавца может стать грустно.

И дальше мы уже не спорили. Поделиться друг с другом нам было чем, и до первого города мы добрались в добром расположении духа, оба.

Братец мерцал в свете заходящего солнца. Я устроилась на его берегу прямо на траве, подтянула колено к груди и не сводила взгляда с бликов. За спиной фыркал и тряс головой Аметист. Мой любимец оставался в поместье, когда я поехала в Тибад, но Ив приказал забрать его, когда отправился в Лакас. Это было нашей договоренностью, и теперь, когда мои разъезды остались в прошлом, я могла вернуться к прогулкам верхом.

Да, я вернулась ко Двору. Это произошло после завершения четырехдневной инспекции. Государь не приказывал мне оставить Тибад, но так часто намекал на свое послушание и хорошее поведение, что мне не оставалось ничего иного, как отправиться в Лакас. Впрочем, за те дни, которые мы провели в поездке, наше общение и вправду не вызвало нареканий. Пока я разговаривала с градоначальниками и с горожанами, Ив, никем не узнанный, оставался человеком из моего сопровождения. Он не молчал, но вставлял не больше реплик, чем мой отец или граф Гендрик. На ночлеге никогда не требовал одной со мной комнаты, выдерживая расстояние. Меня это радовало. Вовсе не хотелось, чтобы монарх показывал свое особое отношение ко мне при моем отце.  А еще он был мил, разговорчив и остроумен. Как я уже говорила, если Ивер Стренхетт желал быть душкой, он успешно справлялся с этой ролью.

Так что по окончании инспекции я к его удовольствию объявила, что готова вернуться к придворной жизни. Признаться, я совершенно не хотела во дворец, но еще меньше желала, чтобы не получивший свою награду душка превратился в злобного и мстительного хищника. И вот уже неделю я вела жизнь праздную, размеренную и невероятно тягостную. О нет! Ив продолжал носить маску душки. Он не давил, не требовал и не торопил, как и обещал. Сейчас наши взаимоотношения напоминали те времена, когда король ухаживал за мной, и, как мне казалось, ему это даже нравилось. Монарх снова приручал меня, хотя верней будет сказать – заново приучал к своей близости.

Если уж быть до конца откровенной, мне нравилось, что между нами происходило то, что когда-то было упущено. В первый раз, когда он поспешил с первым выяснением отношений, а после сам отказался от нашего общения. А во второй раз, когда опоил и уложил в свою постель. Впрочем, в тот раз я уже приняла окончательное решение, что между нами не может быть иных чувств, кроме дружеских, и сдаваться не собиралась.

Однако сейчас, когда мы не только были близки прежде, но и сожительствовали несколько лет, я уже не выстраивала между нами стены. И хоть по-прежнему считала, а теперь особенно, что дружеская близость у нас вышла бы много лучше любовной, понимала – дружбы между нами не допустит сам король. Он желал всё или ничего. И пусть он мог иметь мое искреннее почитание, поддержку и помощь, если бы она ему понадобилась, плюс к этому все те качества моей натуры, привлекавшие его, однако монарху была нужна женщина, а не друг. Приятелей ему хватало среди приближенных мужчин.

Потому, как уже сказала, я не мешала ему играть в галантного кавалера и пылкого влюбленного. Это было необходимо, чтобы уничтожить еще существовавшую между нами преграду из лжи и предательства, о которых забыть никак не получалось. И сколько бы я не уговаривала себя, что надо наступить на горло своей гордости, иначе попросту невозможно, однако сделать это пока не выходило. Но Ив старался, и я тоже.

Еще мешало это безделье, в которое я окунулась, вернувшись в Лакас. Теперь от Тибада меня отделали сутки дороги, и отпускать меня король уже не спешил. Не запрещал, но попросил пока не покидать резиденции и дать ему возможность исправить допущенную ошибку. Я согласилась. Государь шел навстречу моим желаниям, стало быть, и мне не было повода отказывать в его просьбах. И я скучала.

Это в столице у меня было множество дел, в Тибаде, нашла бы себе занятие и в Канаторе, а в Лакасе мне делать было нечего. Впрочем, я хотела покататься по окрестным городам, посетить детские приюты и принять в их жизни участие, но и от этого Ив меня пока отговорил. Взамен мне предложили подготовку торжественного приема. Скажу по чести, этим я занялась с великой радостью, потому что прием был посвящен моим детям, которых ожидало представление Его Величеству. Да-да, король, как я думала, согласился принять лучших учеников и благословить их.

Беда была лишь в том, что прием я уже подготовила, детей должны были привезти уже завтра, а иных занятий так и не нашлось.

— Потерпи, душа моя, скоро тебе найдется занятие, — заверил меня Ив, глядя на то, как я блуждаю тенью в ожидании, когда государь освободится и уделит мне внимание.

Думаю, ему нынешнее положение дел очень даже нравилось. С его появлением мой день наполнялся красками, потому что на наших свиданиях всегда было какое-то развлечение, что оживляло вялое течение времени. И это не имело отношения к придворной жизни. К ней я, кажется, окончательно потеряла интерес.

Правда, за эту неделю не было ни пикников, ни малых охот, ни балов, однако теперь я понимала, что прежде они были для меня разнообразием в повседневном течении жизни. А сейчас я знала, каково это принадлежать себе и делать то, что вздумается, а не то, что велят. И эта резкое различие между жизнью в имении в Тибаде и существованием в королевском дворце угнетало, и привычные развлечения не могли заменить того, что я утеряла. Лишь обещание короля отпускать меня, когда я этого захочу, продолжало греть душу. Но пока о новой поездке говорить было рано.

Впрочем, грустила от своего возвращения только я. Придворные встретили меня с оживлением.

— Ваша светлость! Как же мы рады видеть вас в добром здравии…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Доброго дня, ваша светлость, вы прелестны, впрочем, как и всегда…

— Ваша светлость, без вас дворец казался пасмурным…

— Хвала Богам, вы вернулись! С тех пор, как вы покинули Двор, мы все вспомнили, каков бывает государь, когда у него дурное настроение…

Примерно так меня встретили придворные и сановники. И если первые рассыпались в комплиментах и заверениях, то последние, едва ли не прослезились от умиления. Для них я была громоотводом, о чем знала благодаря Оливу Дренгу. Последний вообще встречал меня с распростертыми объятьями и, наплевав на монарха, облобызал мне руки, объявив: