Батюшка, привычный к подобным монологам, имел непроницаемый вид. Я попросту расцеловала родительницу в щеки и поспешила скрыться в карете, заодно утянув за собой и мою камеристку. Кучер поцеловал оберег, поклявшись перед Богами везти мою светлость без всякого безрассудства, а лакеи заученно повторяли:

— Будет исполнено, ваша милость.

Наконец, батюшка, решив, что речей достаточно, прервал матушкины словоизлияния и напутствия кратким:

— Довольно. Мы не в другую страну едем.

— Все-таки вы совершенно бесчувственны, — пожаловалась баронесса Тенерис.

— Зато внимателен, драгоценная моя, — парировал родитель. — Вы были услышаны, можете не сомневаться. А теперь подойдите и обнимите вашего супруга, иначе все четыре дня мы проведем, продолжая слушать ваши напутствия.

— О-о, — всплеснула руками ее милость, но спорить не осмелилась и направилась к мужу.

А вскоре мы покинули имение, кажется, все вздохнув с облегчением. Уж слишком затянулось прощание, будто мы и вправду покидали родное королевство лет на десять. Чета Гендрик сделали это много быстрей. Элдер поцеловал жену, после сыновей, получил благословение Амберли и отошел к коню, на котором собирался выехать. Всё остальное время ее сиятельство ожидала, когда ее названная мать закончит терзать своими переживаниями семнадцать человек – именно столько нас выехало за ворота.

— Уф, — выдохнула Тальма. — Ну и неутомима же ваша матушка, госпожа.

— Ее милость обладает большой душой и неисчерпаемым запасом поучений, — улыбнулась я. — Но всё это от того, что она любит нас и беспокоится о благополучии дорогих ей людей.

— Это уж точно, — важно кивнула служанка.

Я усмехнулась и взглянула в окошко. Впрочем, сейчас мои мысли умчались на несколько дней назад. Это был вечер. Мы вернулись из Дира и, переодевшись с дороги и поужинав, перебрались на открытую веранду. Малышей Амберли уже уложили спать, и их матушка, получив передышку, присоединилась к нам, а с ней вместе и баронесса Тенерис.

Сестрица и матушка некоторое время слушали, как мы с батюшкой и Элдером обсуждаем нашу инспекцию, и, наконец, ее милость не выдержала и возмутилась:

— Сколько же можно говорить о делах? Днем мы вас не видим, потому что вы ими заняты, вечером – обсуждаете, а между тем мы с ее сиятельством скучаем по вас и желаем вашего внимания. Что скажете, дитя мое? — обратилась баронесса к Амбер.

— Совершенно с вами согласна, тетушка, — с улыбкой ответила графиня. — Мы с ее милостью требуем обратить на нас внимание и поговорить о чем-нибудь, в чем и мы сможем принять участие.

— К примеру? — спросил ее супруг.

— Да хотя бы о малышах, — ответила матушка. — Вот сегодня…

Постепенно разговор, начатый о детях четы Гендрик, перебрался на нас с Амбер. Матушка с удовольствием вспоминала наши проделки. Я с удивлением слушала заливистый смех родительницы, когда она сама говорила о наших проказах, будто это и не ее милость поучала нас, причитала, обвиняла и грозила немедленным разрывом сердца.

— Так вас забавляли наши выходки? — спросила я с любопытством, и сестрица согласно кивнула. Похоже, и для нее было открытием, что строгая воспитательница от души смеялась, говоря о наших проказах.

— Разумеется, они забавны, — ответила баронесса. — Спустя время. Но в первые минуты мне порой хотелось перестать быть благородной дамой хоть на часок.

— Почему?

— Как же – почему? — изумилась родительница. — Я бы с таким удовольствием оттаскала вас обеих за уши. А вам, Шанни, непременно всыпала ремнем по тому месту, на котором вы сидите, как это делают в семьях простолюдинов. Вот как я злилась. Но, заметьте, ни разу не поддалась искушению. Даже когда вы залезли на дерево, чтобы кого-то там спасти, упали и едва не разбились…

Матушка тогда вспомнила пустячную историю, когда я полезла на дерево спасать кошку. Однако смогла забраться только на первую ветку, с которой сразу же и упала. Ее милость, как на грех, прогуливалась неподалеку и это недоразумение увидела. Мое единственное «ох» утонуло в сонме причитаний и восклицаний. Лакей отнес меня с великой бережностью в особняк, хотя я и сама смогла бы дойти.

После мне назвали докторов, был и магистр Элькос. Весь консилиум объявил, что жить я непременно буду, но успокоить родительницу удалось лишь отцу, когда, устав от ее мельтешений, барон Тенерис велел супруге выпить успокоительного снадобья, и она заснула. Тогда в доме наступил долгожданный покой и тишина, а я умчалась к новым приключениям. Что до кошки, то она спрыгнула с дерева и дала деру, когда меня еще даже не унесли в дом.

— Я только пару синяков себе поставила, — напомнила я с улыбкой.

— А если бы разбились?

— Я упала с высоты батюшкиного роста на мягкий газон…

— А если бы там был камень, и вы бы ударились головой?! — возмутилась матушка. — Молчите, несносное дитя! Я вновь испытала прежний испуг и опять хочу таскать вас за уши.

Обняв родительницу, я поцеловала ее в щеку, и вулкан так и не излился лавой. Покипел, попыхтел и вновь уснул. Вот уж и вправду у страха глаза велики. Ее милость всегда была эмоциональна, порой даже излишне, но всегда искренна в проявлении своих чувств. Мне, хвала Богам, этой черты не досталось. Я была более сдержанна, как батюшка. На свою родительницу я походила желанием действовать, резвостью, как справедливо отметил один из гвардейцев, а также беззаветной любовью и верностью дорогим и близким мне людям. Впрочем, и батюшку сложно было упрекнуть в отсутствии последних чувств. Просто он в их проявлении был спокойней, но об этом я уже сказала.

— Ваша светлость, — Тальма вернула меня к настоящему.

— Что? — спросила я и обнаружила, что карета остановилась. — Что случилось?

— Не знаю, госпожа, — ответила служанка. Она приоткрыла дверь и охнула. — Гвардейцы спешились… И ваш батюшка. Склонились. Никак государь…

— Кто?! —  приподнявшись с сиденья, потрясенно воскликнула я.

И дверца распахнулась, едва не утянув за собой мою камеристку. Тальму придержали снаружи, но лишь для того, чтобы убрать ее с дороги.

— Брысь, — донесся до меня хорошо знакомый голос.

— Ой, — только и ответила служанка.

Она поспешила покинуть карету, а затем внутрь заглянул сам государь Камерата и полюбопытствовал:

— Сбегаете, ваша светлость? — а после многозначительно добавил: — Спешу вас уведомить – не вышло. Попались, душа моя.

Что я пережила в эту минуту? Целую гамму чувств! От неожиданного волнения до желания придушить Его Величество. А еще разочарование, что не успела воплотить своих намерений. Даже ощутила злость на родительницу за ее бесконечные нотации, укравшие у нас немало времени, за которое мы могли бы затеряться на дорогах Тибада… Впрочем, за последнее мне стало стыдно… немного. Да и не затерялись бы мы. Слишком приметна герцогская карета и ее сопровождение. К тому же я не скрывала, какие города хочу посетить, так что Иву не составило бы труда отыскать меня.