Старик не отвечал, тихонько ворча себе под нос и гладя одной рукой книгу. Бен-Рой пытался разными способами вернуть его к реальности, но ничего не помогало; после слабой вспышки сознания старик окончательно ушел в свой внутренний мир, как брошенный с берега камешек в темные глубины озера. Инспектор вздохнул от тщетности своих усилий и, присев на стул, посмотрел на часы. Двадцать минут истекли. Как по заказу из дальнего конца коридора послышались шаги.

– Вашу мать! – проскрежетал Бен-Рой. Уныло побарабанив пальцами по колену, он потянулся в карман и достал фляжку, а заодно, совершенно случайно, измятый лист бумаги с отксеренной фотографией Пита Янсена, которую ему сегодня прислал Халифа. Он взял ее, надеясь, что Шлегель сможет рассказать что-нибудь о Янсене, однако сейчас такая мысль вызвала у полицейского лишь горькую ухмылку. Наклонившись вперед, Бен-Рой бросил листок в мусорное ведро, рядом с креслом невменяемого старика.

Арие откупорил фляжку и, запрокинув голову, быстро влил в горло изрядное количество спирта, стараясь успеть до прихода доктора Ниссим. Он так увлекся выпивкой, что не заметил, как Шлегель медленно согнулся над ведром, вытащил листок и стал разглядывать зернистое черно-белое изображение.

– Неужто чего-то припоминает? – ворчливо сказал следователь, обращаясь скорее к себе, чем к больному – Или у тебя вообще не осталось никаких воспоминаний?

Если старик и уловил сарказм в словах полицейского, то не дал ему понять. Внезапно Шлегель протянул фотографию Бен-Рою и издал такой душераздирающий вопль, какого следователь не слышал ни разу в жизни.

Не получив ответа ни на один из вопросов, что он хотел выяснить, Арие все же на сто процентов подтвердил то, что Исаак Шлегель знал Пита Янсена. И до умопомрачения боялся его.

Каир

Едва Халифа вышел из запутанного лабиринта Старого города, встреча в синагоге испарилась из его сознания, как туман в лучах восходящего солнца. Когда он подходил к метро, детали внутреннего убранства синагоги и внешность незнакомца успели выветриться из головы, а приехав обратно в эль-Маади, он уже стал серьезно сомневаться в реальности сегодняшней истории. Только небесно-голубые глаза и необычный подсвечник отложились в глубинах его памяти, заставляя инспектора теряться в догадках о смысле произошедшего с ним.

Завернув за угол на улицу, где жили Грацы, прямо перед их домом Халифа увидел скопление полицейских машин и реанимобилей. Хотя в доме было несколько десятков квартир, следователь сразу понял, что вся суета поднялась из-за друзей Пита Янсена.

– Что случилось? – спросил он, запыхавшись, у стоявшего на охране полицейского и показал свое удостоверение. – Да постреляли тут слегка, – ответил он. – Два трупа нашли.

– О Боже! Когда?

– Пару часов назад, может, немного больше. Не знаю точнее, я только что приехал.

Проклиная себя, что не предусмотрел такое развитие событий, Халифа прошмыгнул под оградительной лентой и, нелепо сжимая в руке статуэтку Гора, побежал на третий этаж.

В квартире Грацев толпилось множество людей: полицейские в штатском, фотографы, медэксперты. Криминалисты в белых халатах и резиновых перчатках, с напряженными и нервными лицами, суетливо перемещались по узкому пространству, перекидываясь обрывистыми фразами. Халифа спросил у стоявшего рядом полицейского, где его начальник, и тот вместо ответа указал в сторону двери дальше по коридору, где сверкали яркие блики фотовспышки. Инспектор стал протискиваться мимо шедших ему навстречу людей и после секундного колебания («Это я во всем виноват, все произошло из-за меня!») шагнул в дверной проем.

Он оказался в спальне. Большая кровать стояла в дальнем углу, рядом на стене зияло густое пятно запекшейся крови. Кровать вроде бы была покрыта красным пледом или одеялом, но, присмотревшись, Халифа понял, что это фашистский флаг со свастикой в центре. Флаг тоже был в крови, кусочках мяса и кожи, а также сильно помят, как будто на нем лежали. В комнате слегка пахло кордитом и еще чем-то, напоминавшим жженый миндаль. На полу рядом с кроватью лежал, точно огромная кукла, черный мешок длиной с человеческое тело.

– Вы кто? – окликнул его через комнату толстый бородатый мужчина, по-видимому, старший инспектор.

Халифа подошел и, снова показав служебное удостоверение, объяснил, почему он сюда приехал.

– Что случилось? – спросил он.

Мужчина крякнул и, достав из кармана батончик «Марс», принялся сдирать полиэтиленовую оболочку.

– Самоубийство, похоже. Мужик вышиб себе мозги, – он коснулся черного мешка кончиком ботинка, – женщина наглоталась синильной кислоты. Вот такая фигня.

Следователь откусил чуть ли не половину шоколадки и невозмутимо зажевал. Очевидно, пятна крови на стене и ткани нисколько не отражались на его аппетите.

– Соседи услышали выстрел и вызвали нас. Когда мы сюда вошли, я обалдел. Эти двое лежали на кровати, взявшись за руки. Вокруг кровищи как на скотобойне. Муж на себя еще зачем-то военную форму нацепил, а она – подвенечное платье. Бред. Никогда ничего подобного не видел.

Он кинул в рот остатки батончика и повернувшись к фотографу, стал жестами объяснять, с какой стороны снять окровавленный флаг. Халифа вытащил пачку сигарет, но, заметив неодобрительный взгляд одного из медэкспертов, засунул обратно в карман.

«Проклятие, – подумал он. – Это какое-то наваждение! Где ни копни, сплошные трупы и все концы в воду. Как же я влип, вообще связавшись с этим делом!»

– А где труп женщины? – спросил он спустя некоторое время.

– А? – Полицейский обернулся к нему. – Женщина? Ее в «Ас-Салам интернэшнл» отвезли. Желудок прочищать или чего они там в таких случаях делают.

Халифа нахмурил брови.

– Так ведь она же… – начал он, и вдруг мурашки пробежали у него по спине. – Мне сказали, что она тоже умерла…

– Что? Да нет, старушка выжила, хотя еще минут двадцать – и отправилась бы на тот свет вслед за мужем. – Он слегка ткнул ботинком мешок с трупом. – К счастью, а может, и к несчастью. Смотря с какой стороны поглядеть. И главное, еще это идиотское свадебное платье надела… Да, такого я раньше никогда…

Он не успел закончить фразу, когда Халифа рванулся обратно к двери и выскочил из квартиры.

Франция

Лайла остановила взятый напрокат автомобиль – темно-синий «рено-клио» – на придорожной стоянке и, не выключая двигатель, нагнулась вперед, вглядываясь сквозь ветровое стекло в даль, где на холме виднелись руины замка Монсегюр. Несколько минут она рассматривала светло-серое строение, напоминавшее фрегат, взлетевший на гребне волны, затем, бросив взгляд на лежавшую на пассажирском сиденье карту, откинулась на спинку и выехала обратно на шоссе.

Уже через двадцать минут она была в Кастельомбре. Впрочем, не купи Лайла в Тулузе путеводитель по окрестностям, долго пришлось бы плутать, разыскивая деревушку из нескольких ветхих домиков, не обозначенную ни в одном автомобильном атласе. Но и с путеводителем отыскать цель поездки оказалось труднее, чем она думала. Замок Кастельомбр (вернее, то, что от него осталось) находился на расстоянии трех километров от одноименной деревушки, и дороги к нему проложено не было. Проехав часть пути по ухабистому проселку, Лайла оставила машину и пошла пешком через болотистые поля и вверх по склону холма по густым зарослям боярышника и самшита. Некогда, должно быть, четкая тропа настолько заросла, что стоило больших усилий найти ее среди обильной растительности и не сбиться. Отчаявшись, Лайла уже собралась повернуть назад, как вдруг самшитовая роща кончилась и она очутилась на широком, заросшем дерном скальном уступе, с которого открывался изумительный вид на близлежащие холмы и долину реки. Слева, на покосившемся столбике, была прибита табличка с едва различимой надписью: «Chateau de Castelombres»[75].