– Но Санька-то каков молодец! – все восхищался и восхищался до срока принявший Макарыч. – Оф-фи-цер-р!

Как будто лишь офицеру могла отдаться такая красотка.

А потом был огромный, на весь двор, навес у родового гнезда Якубовых в самом сердце «Шанхая», аккуратно демонтированные четыре секции бетонного забора, чтобы многочисленные гости могли беспрепятственно выходить на улицу, очищать желудки и столь же беспрепятственно возвращаться. Были тосты, водка, четыре пьяные драки в течение одного часа и сердечное, со слезами на глазах и дополнительными дозами спиртного примирение… Всего не упомнишь.

Но кое-что отец Василий запомнил хорошо.

– Слышь, Андрюха! – пьяно обнимал Макарыча за толстую потную шею Роман Григорьевич. – Тут, короче, один мужик, конкурент мой, короче, ну, в натуре, оборзел мужик. Надо на место поставить.

– Сделаем, Рома, – кивнул Макарыч. – Без базара. Дело-то семейное…

Отец Василий поставил недопитую рюмку на стол и потихоньку вышел из-за стола. Пора было уходить. Все шло, как и прежде: мир двигался своей дорогой, а служитель создавшего этот мир господа – своей.