Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрожащими от возбуждения руками он открыл храмовые двери, пробежал к иконе Николая Чудотворца и упал на колени, чтобы встать лишь к восьми утра, за считанные минуты до начала службы. Потому что никакого иного средства для очищения души, кроме покаяния, для него просто не было.
* * *
Санька и Макарыч разыскали отца Василия, когда служба уже подходила к концу. Они с колоссальным трудом дотерпели до завершения и, отталкивая друг друга, подлетели к священнику.
– Батюшка! Батюшка! – наперебой заговорили они. – А где этот… наш?..
– Он уже божий, – печально констатировал факт отец Василий.
– Не понял… – протянул Макарыч. – Он что, помер?
– Преставился раб божий, – печально кивнул священник.
Макарыч тут же заорал на Саньку:
– Ты что, осторожнее не мог работать?! Олух!
Он явно подумал, что киллер умер вследствие пыток. Бывает такое у молодых и не слишком опытных ментов. Всего один неосторожный удар, и не только вся работа насмарку, так еще и «мундир заляпан».
– Ей-богу! Андрей Макарович! – испугался лейтенант. – Честное слово, там все тики-так было! Хочешь, у батюшки спроси!
– Это правда? – уставился на священника Макарыч. – Он… это… ну, как его…
Старому рубоповцу никак не давалось высказать свое главное подозрение: а не убил ли лейтенант Мальцев человека, пусть даже и киллера?
– Санька здесь ни при чем, – облегчил его страдания отец Василий. – Его человек Лядова застрелил. При нападении на конвой.
– Лядова?! – хором выдохнули рубоповцы. – Когда?!
– Этой ночью. Давайте-ка лучше перейдем в беседку, не дело о таких вещах в божьем храме толковать…
Священник широким, спокойным шагом сделавшего все, что только можно, человека вышел из храма и направился в заросшую акацией беседку. Рубоповцы бежали вслед, как телята за мамкой, и отец Василий еще раз с горечью осознал, сколь низко роняет человека чувство вины. Неважно, признана эта вина обществом или не признана.
Он сел и начал рассказывать все как было, слово в слово. Но даже когда отец Василий завершил, ни Макарыч, ни Санька еще долго не могли проронить ни слова.
– Ну вот, Санек… – выдавил наконец Макарыч. – Все и закончилось. Пошли…
– Куда вы? – спросил вслед поднявшимся бывшим милиционерам священник.
– Решения своей судьбы ждать, – обессиленно махнул рукой Макарыч и вдруг недобро добавил: – Но вы тоже не расслабляйтесь, и за вами приедут.
* * *
Отца Василия вызвали в РОВД только к обеду. Следователь, тот же самый, что вел когда-то дело о похищении Катерины, внимательно выслушал размеренный, пропитанный горечью рассказ священника и недоверчиво покачал головой.
– Ну, не знаю, батюшка, что вам и сказать… Получается так, что Торпеда выдал компромат на самого губернатора? А Иван Семенович виновен в политическом убийстве?
– Получается так, – согласился священник.
– А подполковник Лядов в этой истории и вовсе выглядит какой-то сводней между бандитами и администрацией?
– Да, выглядит, – согласился священник.
– И вы хотите, чтобы я все это зафиксировал в официальных документах?
– Вы спросили, я рассказал, – пожал плечами священник.
– Ну, не знаю… – Следователь встал со стула и, сунув руки в карманы брюк, задумчиво зашагал по кабинету. – Может быть, Торпеда врал?
– Возможно, – кивнул священник. – Хотя обычно люди перед смертью не врут.
– Торпеда не обычный человек, – вздохнул следователь. – Тут к нам из Питера та-акое досье на него прислали! Он мог и перед смертью свою собственную линию гнуть.
– Мог, – согласился священник.
– И все-таки вы настаиваете на своем?
Следователь так и подталкивал священника к самому очевидному решению: не поднимать волну, выпустить из поля зрения некоторые, прямо скажем, спорные вопросы и ограничиться констатацией происшедшего. Но отец Василий оказался глух к голосу разума.
– Я не могу врать, – прямо сказал он. – Тем более в таком деле. За этим жизни человеческие стоят – вы меня понимаете?
– Надеюсь, что да, – печально вздохнул следователь и подвинул к отцу Василию стопку листов серой, низкокачественной бумаги. – Тогда пишите. А я Аркадию Николаевичу пока позвоню.
* * *
Скобцов прибыл самолично. Он схватил со стола исписанные размашистым почерком листы и впился в показания глазами. И чем дальше он читал, тем мрачнее и безжизненнее становилось его лицо.
– Вы что, батюшка, охренели? – только и спросил он, едва дойдя до половины текста.
– Я описал все, как было, – смиренно произнес священник.
Скобцов сжал челюсти, напрягся и разорвал стопку бумаги пополам. Сложил вдвое и еще раз разорвал пополам, и еще раз!
– Я не самоубийца! – выдохнул он. – Это понятно?!
– Понятно, – кивнул отец Василий.
– А какого тогда хрена! – зашелся Скобцов. – Вы хоть понимаете, ЧТО вы здесь понаписали?!
– Правду, – пожал плечами священник.
– Какую, на хрен, правду?! – еще круче взвился начальник РОВД. – Кому нужна эта ваша правда?! Мне – точно не нужна!
Священник ждал.
– В общем, так, – уперся кулаками в стол Скобцов. – Идите восвояси: в храм, домой, хоть к черту на рога! Но чтобы я здесь вас больше не видел!
Отец Василий пожал плечами и встал, обозначив свое преимущество в росте.
– Это твой грех, Аркадий Николаевич, – с упором на «твой» произнес он. – И я очень надеюсь, что ты тоже это понимаешь.
– Свободен, – не поднимая головы, мрачно проронил Скобцов. – Я со своими грехами как-нибудь сам разберусь.
* * *
Вечером, уже после службы, отец Василий пошел к Вере домой. Он постучал в глухой забор на самом краю Татарской слободы и, когда ему открыли, сразу же увидел Ольгу с Мишанькой. Жена и сын увлеченно наблюдали за перемещениями куриц по двору.
– Вон ко-ко побежала! – показывала пальцем Ольга. – Скажи ко-ко!
– Ы! – довольно тыкал ручонкой в сторону неведомой птицы Мишка и заливисто смеялся.
– Я пришел, – с порога объявил отец Василий.
– Все? – испытующе посмотрела на него жена.
Священник обратился внутренним взором ко всем событиям минувших суток и кивнул:
– Все.
Ольга внимательно исследовала выражение его лица и, было заметно, поверила.
– А не отправят тебя в Коми-Пермяцкий округ лес валить?
– Насчет леса не знаю… – почесал кудлатую бороду поп. – А вот слово божие зэкам нести мне патриархия уже предлагала… Кстати, как раз в Коми-Пермяцкий округ…