Следующие полчаса ей покоя не давали. Она пила шампанское, а вокруг десяток поклонников.

Они её развлекали, они её угощали, а Нина изо всех сил делала вид, что её происходящее не на шутку занимает. Лишь изредка поглядывала в сторону столика, за которым Костя сидел, и про себя удивлялась, что тот не уходит. Он, точно, довольным не выглядел, следил взглядом не за ней, а за веселящимися приятелями, и о чём-то думал. От мысли о том, что думает он о ней и что именно думает, Нине становилось не по себе, и удерживать на лице беззаботную улыбку становилось всё труднее.

Но он был здесь! Впервые за два месяца. И показать ему свою печаль, которая никак не проходила, было нельзя. Пусть думает, что хочет, но не то, что она ночами не спит, думая о нём.

О нём и Татьяне Смирновой.

— Он глаз с тебя не сводит, — шепнула ей Рита с улыбкой, непонятно по какой причине оказавшись за стойкой бара. Пила вино, облокотившись на стойку и пристроив на ней грудь.

Выглядело это весьма вызывающе.

Нина ничего не ответила, но тоже на Костю посмотрела, возможно, впервые за этот вечер открыто. Он не отвернулся, он опасно прищурился, и Нина глаза опустила. Когда ажиотаж спал, и Нину оставили в покое, даже Вадик отвлекся на разговор, она вздохнула с облегчением.

Слезла с высокого табурета, стараясь не привлекать к себе внимания, прошлась по залу, продолжая раздаривать улыбки, а целью было незаметно скрыться за кулисами, и хотя бы переодеться. Домой ещё рано, но и дразнить посетителей клуба грудью, прикрытой лишь тонкой тканью, нужно в меру. Неизвестно, чем закончиться может.

Вместо гримёрки оказалась в коридоре перед дверью Витиного кабинета. Её просто толкнули в спину, и она, не успев среагировать, влетела в сумрак коридора, в панике оглянулась, и увидела Костю. В первый момент была настолько растеряна, что не смогла решить — хорошо это или пора бежать. Отступила на шаг, приглядываясь к Шохину, а тот вдруг зубами скрипнул, она услышала. И вот тут уже испугалась, но было поздно. Он за плечо её схватил, развернул и втолкнул в Витин кабинет.

— Ты специально это делаешь?

Нина рискнула посмеяться над его самонадеянностью. Но прежде чем успела отойти от него на безопасное расстояние, Костя схватил её за руку и притянул обратно. Прижал к стене, и они оказались лицом к лицу. Пальцы Шохина обхватили горло Нины, и он уставился ей в глаза. Она сглотнула, и он, наверняка, это почувствовал. Нина смотрела ему в глаза, холодея, но в то же время, чувствуя предательское волнение. Костя был немного пьян, прилично зол и явно сдерживался, чтобы не тряхануть её как следует. Хотя, Нина искренне недоумевала о причине его недовольства. Несколько недель назад, когда она к нему пришла, он повернулся к ней спиной и ушёл к другой женщине, а теперь злится на неё.

— Это моя работа, Костя. Ты забыл?

— Это уже не работа, малыш.

Она облизала сухие губы, снова сглотнула, ничего не могла с собой поделать.

— У меня на шее синяки останутся, — осторожно заметила она.

— Ты снова устроила спектакль!

Нина опасно прищурилась.

— Может, хватит меня в этом обвинять? Разница между нами только в том, что ты спектакли устраиваешь только когда мы наедине. И у тебя неплохо получается.

Он пальцы еще немного сжал, больно не было, но Нине пришлось упереться затылком в стену и задрать подбородок вверх. В таком положении смотреть на Шохина с превосходством было непросто.

— С каких пор Вадик носит тебя на руках?

— А с каких пор ты спишь с этой журналисткой?

— Нина.

Она выдохнула, чувствовала, как грудью прижимается к его груди. Костя навалился на неё, и дышать становилось всё труднее.

— Я ненавижу тебя. — Это вырвалось само собой, от отчаяния и беспомощности, шёпот, а потом его губы на её губах, а пальцы ослабли, и спустились с её шеи к груди. У Нины вырвался отчаянный стон, а Костя просто спустил ткань рубашки вниз и прижался губами к её груди.

Зубами сосок сжал, а потом втянул глубоко в рот. Нина судорожно вцепилась в воротник его рубашки, голову склонила и потёрлась щекой о его волосы. Но это была секундная слабость.

Дальнейшее напоминало лихорадочную возню обезумевших от страсти юнцов в подъезде.

Костя задирал ей юбку, запутавшись в оборках, чертыхался, она расстёгивала ему брюки, правда, потом опомнилась, вспомнила, где они и почему, а главное, что он наделал, попыталась оттолкнуть, но в тот момент уже была не в слишком выгодной позиции, чтобы сопротивляться.

Костя перехватил её руки, прижал к стене, навалившись всем весом, на какое-то мгновение оба замерли, глядя друг другу в глаза, а потом Костя её руки отпустил. Так смотрел на неё, пристально и зло, видимо, на самого себя злился, за то, что всё-таки возвращается. И Нина, осознав это, сама к стене прижалась, и не стала спорить, когда Шохин её под бёдра подхватил, приподнимая. Она ногами его обхватила, резко выдохнула, ощутив быстрое вторжение.

Смотрела ему в глаза, всего на мгновение их прикрыла, когда Костя пропустил между пальцев её распущенные волосы, а потом сжал руку в кулак. У неё вырвался первый стон, и она развела руки в стороны, не желая к Косте прикасаться. А он, понимая это, ещё больше злился. Целовал её шею, снова спустился к груди, одной рукой продолжая поддерживать под бедра, и раз за разом врезаясь в её тело.

Нина нащупала дверной косяк и вцепилась в него, рискуя обломать ногти. Продолжать злиться было всё труднее, тело реагировало, низ живота стал предательски тяжёлым, мужские губы на груди вызывали жар, а все силы уходили на то, чтобы не стонать. И не двигаться навстречу мужчине, не отвечать на его ласки. Она злилась, ненавидела, и хотела, чтобы он понял, прочувствовал, осознал… Она даже кончать не хотела, ему назло. И от этих мыслей оргазм пришёл неожиданно, и настолько острый, что едва не заставил её сдаться и повиснуть у Шохина на плече. Прижала руку к губам, крепко зажмурилась, удивляясь огромному количеству белых вспышек перед глазами. А пережив пик, снова уперлась дрожащей рукой в дверной косяк, дышала быстро, под стать стуку сердца, на поцелуй ответила, но довольно вяло, охнула, когда Шохин с силой вжал её в стену, и съехала вниз, когда он её отпустил спустя минуту. Костя стоял, держась за стену, дыхание переводил, и смотрел на Нину у своих ног. Потом отвернулся и принялся застёгивать брюки. А она пригладила спутанные волосы, зачем-то закрыла лицо руками.

— Я тебе этого никогда не прощу.

Он поморщился.

— Нина, прекрати.

— Ты не можешь приходить ко мне… из чужой постели, и ставить меня к стенке, когда тебе этого хочется.

Шохин глянул через плечо.

— Тебе было плохо?

— Конечно, нет! Как мне может быть плохо с тобой? — Она сорвалась на откровенный сарказм. — Кто кроме тебя может меня осчастливить, правда?