Глаза Присциллы оставались сухими, но горло над тесным воротничком коричневого платья судорожно сжималось, будто её душили рыдания, и, когда инспектор вышел из-за портьеры и предстал перед ней, она слабо вскрикнула от неожиданности.

– Вам придётся пройти со мной, миссис Понглтон, – сказал он, откашлявшись. – Но сначала отдайте ключ от подземного хода.

Губы Присциллы задрожали, она затравленно посмотрела на Оливию, но не нашла в её глазах даже малой толики сочувствия. Трясущимися руками она вытащила шнурок с ключом, который носила на груди, и от резкого движения на белоснежной шее осталась красная полоса. Она вложила ключ в протянутую ладонь Оливии, и та приняла его, неосознанно содрогнувшись от омерзения, когда горячая рука убийцы коснулась её кожи.

– Вход находится в комнате старого лорда, за выдвигающейся панелью возле камина, и ведёт в часовню, – произнесла Присцилла обречённо, а затем рванулась в сторону и подбежала к окну.

Никто не успел ничего сделать, руки инспектора лишь мазнули по платью, не зацепив гладкую ткань – Присцилла с неожиданной в таком хрупком теле силой сдёрнула портьеры с карниза, и они упали серыми пыльными сугробами вокруг её ног.

Она схватилась за ручки высокого окна, намереваясь распахнуть его.

– Скажите Седрику, что я сожалею! – выкрикнула она и добавила, умоляюще глядя на Оливию: – Скажите! Обещайте, что скажете!

Закусив губу, она дёрнула ручки, ещё раз, другой, и, уже всё понимая, с округлившимися от ужаса глазами обернулась к Оливии.

– Сами скажете, Присцилла. У вас будет возможность это сделать. Я заранее заперла окна, чтобы вы не ускользнули туда, где вас не сможет настичь правосудие, – Оливия вытащила из кармана брюк длинный ключ и продемонстрировала его.

– Зачем вы так со мной?.. – прошептала Присцилла.

Обессилев, она оперлась на спинку стула, тяжело дыша, но инспектор не дал ей возможности прийти в себя:

– Вам придётся пройти со мной, миссис Понглтон, – повторил он с угрозой. – И не вздумайте ничего предпринимать.

Крепко удерживая Присциллу под локоть, Грумс вместе с нею спускался по широкой лестнице в холл, где толпились вернувшиеся после безуспешных поисков детей констебли, сержант Бимиш и добровольцы. Позади инспектора, отставая на несколько ступенек, спускалась Оливия, и мокрые, так и не просохшие брюки, облепленные по низу травинками и усеянные брызгами грязи, еле слышно хлопали по лодыжкам при каждом её шаге.

Все, кто был внизу, смотрели на процессию с недоумением, и лишь через минуту или две на лицах мужчин проступило понимание, а следом за ним гнев. В этот момент серое ватное небо прорезали несколько солнечных лучей, через распахнутые настежь двери они проникли в холл старого замка, улеглись на выщербленные плиты широкой дрожащей полосой, освещая Присцилле, навсегда покидающей Мэдлингтон, дорогу к выходу.

Она шла медленно, с трудом переставляя ноги, но держа спину и голову очень прямо, и инспектор не торопил её. Присцилла ступила в полосу света и превратилась для Оливии, оставшейся позади, на последней ступеньке, в силуэт, полыхающий по краям, удаляющийся с каждым мгновением шаткой, нетвёрдой походкой.

В настороженной тишине послышался щелчок. Из гостиной вышел Седрик Понглтон. Его светлые глаза расширились от непонимания, но ситуацию он оценил быстро и верно, а оценив, бросился вперёд.

Присцилла, склонившись к инспектору, прошептала ему что-то на ухо, и тот, согласно кивнув, ускорил шаги и отдал сержанту распоряжение как можно скорее подать машину. Констебли же, повинуясь приказу Бимиша, задержали Седрика и не позволили ему пробиться к Присцилле, которая до того самого момента, как её усадили на заднее сиденье полицейского автомобиля, не проронила ни слова и ни разу не взглянула ни на мужа, ни на кого другого.

Слышать, как Седрик выкрикивает что-то нечленораздельное, и наблюдать, как он беспомощно бьётся в руках дюжих констеблей, было невыносимо. Оливия зажмурилась, не позволяя жалости проникнуть в сердце, а когда открыла глаза, Седрика уже уводила Виктория. Она крепко держала его за руку, похлопывала по спине, и странно было слышать её громоподобный голос, смягчённый сочувствием. На лице Седрика застыло выражение детского недоумения, и он упрямо повторял: «Куда они её увозят? Куда? Я хочу знать, куда они её увозят!»

Оливия порадовалась, что Седриком есть кому заняться, потому что ей самой было сейчас совсем не до него. Привлечённые шумом, в холл вбежали Хигнетт и Анна, за ними следовали Оскар Финч и встревоженный Филипп.

– Я потом всё объясню, – пообещала Оливия и вытащила из кармана ключ, отпирающий подземный ход. – Сейчас нужно освободить детей. Хигнетт, покажите мне спальню старого лорда. И ещё нам понадобятся фонари, – прибавила она.

Дворецкий кивнул и торопливо взбежал по лестнице, приглашая её следовать за собой. Филипп и Оскар Финч захватили по фонарю, и, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, отправились за ним вдогонку. Анна так и осталась стоять, приоткрыв рот и вытаращив глаза – она уже представляла, в каких выражениях будет рассказывать зазнайке Айви о том, что приключилось в семействе Понглтон, и как та будет ахать и завидовать, ведь в её-то скучной жизни ничегошеньки интересного не происходит.

– Анна! – резкий окрик Оливии отвлёк горничную от фантазий. – Принесите в комнату старого лорда тёплые одеяла и поставьте на огонь котёл с водой. Сначала котёл – потом одеяла, вы меня поняли, да? Дети бог его знает сколько времени провели под землёй, и, должно быть, продрогли до полусмерти.

Оливия боялась, что Присцилла солгала насчёт входа в подземелье, но опасения её оказались напрасными. Стенная панель возле камина, легко, одним нажатием ладони, погрузилась в пустоту и затем съехала в сторону, утаскивая за собой обрывки паутины. За ней скрывалась деревянная дверь, неряшливо обитая медными пластинами – металл сохранил вмятины от ударов молотка и покрылся зеленоватой патиной.

Ключ вошёл внутрь замка легко и повернулся без скрипа, хотя и с изрядным усилием. Хигнетт издал нетерпеливый возглас, и, когда Оливия надавила на дверь, и та не поддалась, протиснулся вперёд и навалился на неё плечом, упёршись ногой в основание камина.

Дверь, царапая каменный пол, отворилась, и из высокого узкого зева подземного хода донёсся запах сырой земли и гнилой древесины. Выхватив фонарь у Финча, Хигнетт, не раздумывая, ринулся вперёд, выкрикивая имена детей.

Ход, вначале узкий и прямой, стал ощутимо искривляться уже через несколько десятков шагов. Идти приходилось осторожно, так как уровень пола резко снизился. Из-за криков Хигнетта ничего не было слышно, и Финчу пришлось попросить его замолчать.

Дальше двигались в тишине, и надежда отыскать детей живыми начала таять. Ход в глубине холма, на котором стоял замок, расширился, теперь можно было идти по двое, и Оливия с признательностью ощутила прикосновение к своему плечу руки брата и ответила на его виноватый взгляд благодарным кивком. Недавняя размолвка ещё не была забыта, но взаимная досада близнецов сменилась обоюдным чувством вины.