Она стала гадать, где ее зеркало и стеклорез. И как же она заползет в зеркальный коридор, чтобы выбраться наружу.

– Сьюзи? – он сощурился на нее, до сих пор не в силах поверить. Это была не та Сьюзи, которую он помнил: не та, что была изображена на снимках, и не та, которую изображала переодетая Уинни, рыскавшая по городу. Ее скулы стали более четкими, нос слегка уменьшился.

– Новая и улучшенная, пупсик! – произнесла она.

Тем не менее это была она. Генри всегда мог узнать ее мелодичный, задорный голос.

– Но я не… я хочу сказать, это же… – замямлил он.

Она рассмеялась гортанным, соблазнительным смехом, который он каждую ночь вспоминал в своих снах. И в кошмарах.

– Это мое величайшее достижение – я разоблачила саму себя. Я позволила Сьюзи Пирс умереть в ту ночь и начала жить сначала. Просто поразительно, как мало косметической хирургии мне понадобилось, не так ли? Цветные контактные линзы, краска для волос и зубные накладки.

– Но как? – спросил Генри. – Ты же умерла.

Она покачала головой:

– Нет, Генри. Просто потеряла сознание. Вообще-то, я и без того была немного вялой из-за викодина, который Тесс подмешала мне в выпивку. Если смешать эту дрянь с алкоголем, то ничего не стоит прикинуться мертвой: сердцебиение сильно замедляется, дыхание почти прекращается. Я пришла в себя, когда тонула, и начала плыть под водой, попутно вытряхивая эти чертовы камни из одежды. Кстати, Генри, это было очень мило с твоей стороны. Когда я поняла, что больше не могу задерживать дыхание, то всплыла на поверхность и оказалась на другой стороне озера, подальше от вас, идиотов.

Генри недоверчиво посмотрел на нее, вспоминая, как он искал пульс у нее на запястьях и на шее. Ее кожа была влажной и холодной. Лягушачья кожа. Ее грудь не шевелилась, дыхания не было.

– Я думала, что покончила с этим местом, но пару недель назад мне пришла открытка. Моя кузина Нэнси переадресовала ее от тетушки, куда она попала сначала. Неделю назад она позвонила мне и рассказала насчет Спенсера. Прямо долбаная вишенка на торте, не правда ли?

– Ты не посылала открытки? – спросил Генри.

Сьюзи покачала головой.

– Тогда кто это сделал?

Она пожала плечами:

– Тут я не в курсе, пупсик. Я думала, что, наверное, их послал ты. Но теперь это не имеет значения. Насколько я понимаю, тот, кто это сделал, оказал мне добрую услугу. Он дал мне превосходную возможность вернуться и совершить один последний акт разоблачения.

У Генри закружилась голова. Он попытался сосредоточиться на ее словах и соединить отдельные точки, чтобы наконец увидеть полную картину.

– Это ты оставила записи в дневнике Уинни. Ты дала ей одежду и парик. Ты хотела, чтобы мы все свалили на нее.

Она кивнула:

– Теперь до тебя начинает доходить. Еще мне было очень весело изображать Клэр Новак.

– Кого? – спросил Генри.

– Женщину, с которой закрутила роман твоя жена. А ты и не знал? – она начала смеяться.

Генри вспомнил разговор, подслушанный по телефону. Тесс сказала: «Я это сделаю», а женщина с акцентом ответила: «Я знала, что так и будет». Это была Сьюзи.

Разумеется, ее главной мишенью была Тесс. Его жена была первой, кому она захотела бы отомстить.

Но где же Тесс?

С дальнего берега озера доносились встревоженные крики: «Это Сьюзи!»

– Готов отдать последние почести? – спросила Сьюзи. Она достала из кармана спичечный коробок и протянула ему. Генри покачал головой.

– Тогда устраивайся поудобнее, – сказала она. – Возможно, ты слишком напуган после того пожара, когда сгорела студия бедняжки Тесс. Ужасно, не правда ли? Даже странно, какой ущерб может причинить одна маленькая свечка, если разлить несколько галлонов скипидара.

Она чиркнула спичкой, и ее лицо осветилось как маска оранжевого демона, блестя глазами, когда она поднесла огонек к рогам облитого бензином деревянного лося.

– Это была ты, – опустошенно произнес Генри.

Пламя запрыгало по ушам лося, охватило его голову и шею.

Сьюзи выпрямилась и уселась на носу каноэ.

– Бедный дурачок, это всегда была я, – сказала она и плавным движением нырнула в воду, словно она и озеро – это одно целое.

Эмма быстро продвигалась вперед, правильно работая руками и ногами. Она была уже почти рядом, хотя еще не знала, что будет делать, когда окажется на месте.

Она знала лишь, что должна спасти Дэннер и Фрэнсиса.

Мужчина и женщина на берегу что-то кричали насчет Сьюзи.

Это Сьюзи!

Что за «это»? Может быть, ее отец и Уинни знают ответ.

Эмма вспомнила фотографию, где все они вместе: ее родители, молодые и влюбленные, девушка с выставленным пальцем, другая темноволосая девушка с ружьем. «Сердобольные Разоблачители».

Эмма хотела вернуться назад во времени – в то утро, когда они с Мэл обыскали отцовскую студию. Она бы положила этот снимок обратно в коробку для инструментов вместе с тяжелым черным дневником и заперла бы накрепко. А потом велела бы Мэл забыть об операции «Воссоединение».

Некоторые вещи лучше оставить в покое.

Эмма почти добралась до каноэ, когда Уинни встала, зажгла спичку и поднесла огонек к лицу.

Все было как-то неправильно. Теперь, когда ее лицо оказалось освещено, женщина в лодке стала не похожа на Уинни.

Кожа Эммы покрылась мурашками.

Они сгорят.

Огонь со спички перескочил на рога Фрэнсиса, и пламя охватило его голову, распространяясь по могучей шее и плечам, переходя на широкую спину.

Уинни (или женщина, одетая как Уинни) нырнула с носа каноэ, сотрясая лодку; лось Фрэнсис стал раскачиваться, словно танцуя в пламени. Отец Эммы схватился за борта, потом осторожно стал опускаться в воду, словно неуклюжий старик: одна нога за другой. Ее отец, который никогда не плавал, который боялся даже купаться в ванне, скоро будет биться в воде и размахивать руками в слепой панике. Он выглядел как человек, никогда не умевший плавать.

– Эмма? – спросил ее отец, и когда она собралась ответить и хотя бы сказать: «Да, папа, это я», – он ушел под воду.

Когда Сьюзи нырнула в воду, каноэ начало раскачиваться и едва не перевернулось. Генри уронил весло и схватился за борта лодки в отчаянной попытке восстановить равновесие.

Какой у него оставался выбор? Уплыть или сгореть заживо.

Он ощутил жар от объятой пламенем головы лося. Клубы дыма стеной надвигались на него; они душили его, слезы подступили к глазам. Медленно и осторожно он выбрался из каноэ и соскользнул в чернильную воду.