Как только грузовик выехал из ворот части, за ним побежали дети, которые отчаянно кричали: “Cadeau, Cadeau!” Они хотели, чтобы им подарили что-то из мешков, на данный момент еще я не понимал, что наш мусор был для них настоящим сокровищем. Некоторые из них бежали очень быстро. Они пытались заскочить в кузов и дотянуться до какого-нибудь мешка. Волыньский выстрелил в воздух, и дети разбежались, как насекомые.

Когда мы подъехали к свалке, я увидел, что она пуста, и не было никаких нагромождений отходов. Я думал: насекомые и стервятники пожирают все. Однако когда мы начали выбрасывать мешки в огромную мусорную яму, дети, которые недавно бежали за нами, подошли и начали прыгать в нее. На этот раз они не реагировали на выстрелы в воздух, так как были очарованы найденным в полиэтиленовых пакетах кладом. Некоторые собирали пластиковые бутылки, другие — пустые банки из-под кока-колы, а третьи напали на гниющие куски мяса и остатки сухарей и печенья. Это было жуткое зрелище. Тогда в первый раз я осознал ту степень голода и нищеты, на которые были обречены эти люди.

— Зажгите fucking костер в яме! Эти fucking дети заболеют от этого fucking мяса. Побыстрее, двигайте fucking задницами!

— Как прикажете, — прокричал Волыньский, прыгнул в яму и начал разжигать кучу картонных коробок.

Мы бросились искать сухие ветки кустарников и деревьев, которые находились в этом полупустынном районе. Через десять минут в яме горел костер, который постепенно покрывал мусор. Дети начали карабкаться по стенам ямы, старшие помогали младшим убежать от пламени.

— Только так, fucking, понимают, что им нельзя, fucking, гнилое мясо есть, — заключил довольный Хант, и мы направились обратно в часть.

К счастью, остальные отходы были собраны в мусоровоз, и вторым рейсом наша неприятная миссия должна была закончиться. В огромном рву, однако, нас ожидал еще один сюрприз. Пока мы грузили мешки, огонь утих, и босоногие дети Абеше прыгнули обратно в яму.

Большинство из них обожгли ноги, но радовались зажаренному на огне мясу или найденному среди углей куску горелого хлеба и печенья. Хант поднял руки и закричал отчаянно:

— Опять эти же, fucking, дети, которые, fucking, ничего не понимают. Их нужно вытащить из ямы. Давайте все вниз! — и первым прыгнул в тлеющие остатки мусора.

Видя, что все мы спускаемся в яму, дети испугались и за считанные секунды вскарабкались на стены, но продолжали оставаться вблизи, чтобы посмотреть, что еще есть в грузовике. Мы снова разожгли сильный огонь, а затем начали бросать мешки по одному в превратившуюся в печь яму.

Мы не позволяли детям приближаться к яме, так как кто-нибудь из них вполне мог броситься в пламя, чтобы достать пустую бутылку или кусок тухлого мяса. Мы охраняли ров, пока от мусора не остались лишь пепел и какая-то жестянка. Как только мы вернулись в машину и направились к части, дети снова прыгнули внутрь. Теперь я понял, почему на это свалке никогда не накапливался мусор.

Два дня спустя мы отправились обратно в Нджамену, где моя группа приняла недельный наряд. Когда я не был на дежурстве, то мог выходить в город. Для отпуска был организован грузовик, который всегда выгружал нас перед борделем «Роза ветров». Мой друг Йорданов влюбился в это место, и там он наконец заговорил по-французски благодаря своим многочисленным учительницам. Я, однако, по примеру старых легионеров брал такси и ехал к единственной освещенной улице в столице Чада, на которой были дискотека, казино, пиццерии и, как оказалось, даже китайский ресторан.

Когда я первый раз вошел в дискотеку и увидел китаянку, танцевавшую здесь, в самом сердце Африки, то протер глаза и понял: китайцы завладеют миром. Вслед за китаянкой я увидел девушку в тигровом платье, которая заинтриговала меня. Я пригласил ее на танец, и она с радостью согласилась. Мы выпили немного пива, но когда она попросила меня проводить ее, настало время отправиться к «Розе ветров», где нас выстраивали в полночь, а затем загружали в машину и возвращали в часть.

Мы договорились на следующий день пойти прямо к ней и не тратить время в клубе. Так и получилось, потому что мне опять повезло, я не был дежурным. Моя подруга ждала меня перед дискотекой, и мы пошли в ее квартиру.

В Нджамене все здания были одноэтажными и выглядели одинаково. Я договорился с водителем такси. Он должен был вернуться через два часа, чтобы я мог быть у грузовика вовремя. После соответствующей дозы секса, пива и жареных кузнечиков, которые были характерной закуской в Чаде, я вышел на улицу в надежде увидеть такси. К моему несчастью, водителя не было. Я был в военной форме, и нам было запрещено передвигаться по городу. Единственными местами, официально разрешенными для нас, были «Роза ветров» и освещенная улица с дискотекой.

Патрисия, так звали девушку, с которой я был, сказала, что я могу остаться с ней и подождать до утра. Она не понимала, что если я не вернусь в часть вовремя, у меня будут проблемы. Кроме тяжелого карцера под африканским солнцем, было бы запятнано мое чистое военное досье, поэтому я вышел на улицу искать другой вариант.

Патрисия последовала за мной, по-прежнему уговаривая, что рискованно идти в одиночку по безлюдным улицам. Так, споря, мы пришли к более широкой и с горем пополам асфальтированной улице, но, к сожалению, машин не было. Я уже начал гадать, успею ли я добежать до «Розы ветров» через весь город, как вдруг услышал звук задыхающегося дизельного двигателя. Это был “Peugeot 404”, который еле-еле полз. Я дал ему знак остановиться, но думаю, что, увидев меня в военной форме, водитель испугался, развернул машину и исчез на пыльной улице.

Я снова начал терять надежду, Патрисия все упрашивала меня вернуться в ее квартиру, когда вдруг из темноты возник старый “Citroen” с двумя лошадиными силами и только с одной фарой, как в фильме с Луи де Фюнесом. Я встал посереди улицы, убежденный, что это мой последний шанс прибыть вовремя к нашему военному грузовику. Мне повезло, автомобиль затормозил и остановился передо мной. Старик вышел и поднял руки в знак того, что сдается. Видимо, мой мундир и зеленый берет напугали его. Он не понял, что я не вооружен. На сиденье рядом с водителем старушка стала плакать и причитать что-то на непонятном мне наречии.

Я в изумлении смотрел на Патрисию, которая пыталась что-то объяснить женщине и успокоить ее. Ее муж говорил на том же языке, и я попытался объяснить ему медленно, по-французски, что мне просто нужно такси, и если он подвезет меня, я ему заплачу. Мужчина начал смотреть на меня подозрительно, но Патрисии, по-видимому, удалось убедить его в моих добрых намерениях. Они почти успокоились и согласились меня отвести, но когда я сказал, что я должен ехать к «Розе ветров», посмотрели на меня странно. Они начали говорить на своем родном языке, кричали и спорили с Патрисией, а я хлопал глазами.

— Что не так с этими людьми? — спросил я нервно.

— Они не хотят ехать к этому месту. Они мусульмане, и очень религиозные, а «Роза ветров» бордель, полный проститутками и иностранными наемниками. Для них это то же самое, что ехать в ад.