Судя по всему, об их возвращении доложили не только аэродромному начальству, поскольку скоро на базе приземлилось множество ботов с самыми разными эмблемами на бортах. На одних красовались знаки командующего ВВФ, на других жандармского корпуса, а на двух самых больших — императорские вензеля.

— Коленька! — бросилась к сыну императрица, и, не обращая никакого внимания на присутствующих, принялась осыпать его поцелуями.

— Иди-ка сюда, брат Колычев, — с непроницаемым видом велел Марту царь и отвел его в сторонку.

На языке уставшего как собака капитана «Ночной Птицы» вертелось что-то вроде: «Мы, конечно, родственники, но не настолько близкие», но он невероятным усилием смог удержаться от неуместной остроты.

— Мне тут кое-что доложили из Чунцина, — начал император, — да я, признаться, не поверил, что ты такой дурак, чтобы цесаревича в огонь сунуть. А теперь вот вижу, что зря на твое благоразумие полагался… Ты что, мать-перемать, творишь!

— Государь, — кротко отозвался Март, когда первый приступ монаршего гнева миновал, — я со смирением приму любое наказание от вашего императорского величества, но прежде чем огласить приговор, прошу вас…, взгляните на ауру вашего сына!

— Что? — грозно нахмурясь, протянул Александр, но потом в глазах его мелькнуло понимание, и он опрометью бросился к цесаревичу и растолкал собравшихся вокруг него людей. Беглый взгляд через «сферу» подтвердил слова Колычева.

Вокруг его сына переливалась небесной синевой с алыми и изумрудными всполохами самая настоящая аура одаренного. Бог весть какой силы и направленности, это станет понятно только через некоторое время после инициации и соответствующих исследований, но главное не в этом. Его наследник — одаренный! И ни одна тварь не сможет протянуть свою грязную руку к скипетру его предков…

— Марцеву сюда! — еле выдавил из себя задыхающийся от переполнявших его чувств отец.

— Но ее превосходительство, скорее всего, спят, — возразил сдуру один из свитских, очевидно, питавший совершенно чрезмерное для его должности почтение к гроссам.

— Да мне по хрен! — вызверился «хозяин земли русской». — Даже если она с мужиком спит, выдернуть ее и сюда доставить!

— Ваше величество, — тихо шепнул оказавшийся за его спиной Колычев. — Может, лучше отложить освидетельствование на завтра? Некоторые вещи следует делать на холодную голову…

— Сашка, слушай, что тебе говорят, — поддакнула императрица Евгения, которая, конечно же, не могла видеть ауру сына, но кажется, первой обо всем догадалась.

— Ладно! — скрипнул зубами царь, признавая справедливость их слов. — Пусть приедет во дворец с утра…

— Вот и славно, милый! — облегченно вздохнула супруга, бросив при этом полный благодарности взгляд на Марта.

— Послушай, Колычев, — обернулся к сенатору Александр. — Когда-нибудь я тебя за такие фокусы убью…, но сегодня проси, чего хочешь!

— Мне ничего не нужно, государь, — быстро ответил ему тот и, видя недоумение в глазах, добавил, — кроме того, что и без того причитается по праву!

— Быть посему! — кивнул самодержец.

Спустя сутки после триумфального возвращения «Ночной Птицы» в Санкт-Петербург состоялось экстренное собрание опекунского комитета, попечению которого было вверено управление и надзор за «Объединенными заводами Колычева». Надо сказать, что входившие в него важные господа оказались не слишком довольны этой срочностью, поскольку большинству из них следовало быть во дворце, чтобы не пропустить некоторые весьма важные события.

Но приглашения, больше напоминающие приказ, были доставлены дворцовыми скороходами, и уклониться от них было, по меньшей мере, неразумно. Очевидно, государь пожелал лично встретиться с ними и сообщить нечто…

— Здравствуйте, господа! — энергично поприветствовал собравшихся входящий в зал заседаний Колычев. — Прошу прощения, что оторвал вас от занятий, но дело, по которому я просил вас собраться, не терпит отлагательств.

— Вот как? — криво усмехнулся Поляков. — Надеюсь, это не займет слишком много времени?

— Как знать, — туманно отвечал ему Март. — Впрочем, мое сообщение и впрямь не слишком длинное.

— В таком случае, мы вас слушаем!

— Извольте, господа. Имею честь сообщить присутствующему здесь высокому собранию, что сегодня его императорское величество соблаговолил признать меня совершеннолетним, а посему упразднить всякую опеку надо мной, равно как и над всем моим имуществом. Как движимым, так и недвижимым.

— Что это значит? — закричал кто-то из директоров.

— Это значит, что лавочка закрыта! — отрезал Колычев.

— Что ж, примите мои поздравления, коллега, — с непросто давшимся ему ледяным спокойствием заметил Поляков. — Однако хотел бы заметить, что прежде чем опекунский комитет будет распущен, он должен отчитаться о своей деятельности, а подготовка этого документа займет немало времени….

— О, — расплылся в любезной улыбке Март. — Поверьте, за этим дело не станет. Правда, отчет давать придется не здесь и не мне!

— Ну разумеется, не вам, а его вели…

— Позвольте представить вам, господа, чиновника для особых поручений при министре юстиции — надворного советника Сергея Александровича Коковцева. Именно ему поручено сформировать следственную группу по расследованию хищений на ОЗК, а также иной антигосударственной деятельности.

— Что вы имеете в виду? — притихли никак не ожидавшие такого поворота члены Опекунского совета.

— Измену, — любезно пояснил им Колычев. — Ибо срыв поставок, а иногда и прямой саботаж во время военных действий трудно характеризовать как-то иначе.

— Не знаю, что вы затеяли, — ледяным тоном заявил Поляков, — но намерен немедля сообщить о вашем самоуправстве правительствующему сенату…

Договорив, он встал со своего места и решительно направился к выходу.

— Не так быстро, ваше превосходительство! — преградил ему дорогу чиновник.

— Что вы себе позволяете? — вспыхнул банкир. — Разве вам неизвестно, что гроссы не подлежат вашей юрисдикции?

— Вы правы, — бесстрастно отозвался Коковцев. — Вас ждут жандармы.

Сенат одаренных отличался от прочих органов государственной власти России еще и тем, что не заседал постоянно, но собирался время от времени, когда надо было утвердить или отвергнуть законодательные инициативы, или же дать оценку исполнительной власти. Обычно это происходило раз в месяц, но иногда, по самым важным случаям, могло состояться и внеочередное собрание по какому-либо чрезвычайному поводу.

Как раз такое заседание и было собрано буквально на следующий день после скандала с арестом большинства членов опекунского комитета ОЗК.

Против обыкновения председательствовать на нем вызвался сам государь, обычно уклонявшийся от этих обязанностей и передававший молоток спикера бывшему главе совета