Враги остановились у камней, в двенадцати шагах друг от друга. Сняв свою штурманскую куртку, Блю остался в рубашке. Засученные рукава обнажали часть руки, покрытой татуировкой, с изображениями полумесяцев и женских головок, представлявших пеструю смесь морских воспоминаний. Сквозь смуглую кожу видны были мускулы, подобные канатам.

Если пистолеты не оправдают себя, такие руки сумеют недурно расправиться кортиком, а то после весьма краткой борьбы и придушить противника.

Конечно, Франциско де Лара нельзя было назвать слабым соперником. Он тоже снял свою верхнюю одежду, сбросил красный плащ и тяжелую шляпу. Раздеваться до рубашки ему не пришлось, так как легкая вельветиновая куртка не могла бы ему помешать. Плотно натянутая, как перчатка, она обрисовывала его твердые мускулы и пропорционально сложенное тело.

Дуэль между такими противниками представляла большую опасность и должна была быть в высшей степени интересным зрелищем. Это было заметно по репликам вполголоса и по тревожным взглядам, которыми обменивались присутствующие.

Подать сигнал к началу должен был Страйкер. Бывший каторжник стал между врагами, чтобы произнести обычное слово людям, готовым, как бешеные тигры, наброситься друг на друга.

Наступила минута полного безмолвия, которое нарушалось только слабым плеском волн, ревом бурунов и раздававшимся изредка резким криком морской птицы.

Принятые в таких случаях слова «по местам!» и «пли!» были уже готовы сорваться с уст Страйкера, но он не успел произнести ни одного из них. Прежде чем рот его раскрылся, с соседних скал донесся испуганный вопль Ла-Кросса, приковавший к себе всеобщее внимание.

Вне себя от ужаса он орал:

— Мистер Блю! Товарищи! Мы на острове!

Когда лес горит или степь затоплена, и дикие звери, спасая жизнь, бегут на сухой клочок земли, робкая лань может смело стать рядом со свирепым волком, не боясь коварного хищника. Перед лицом смерти, кроткие и смирные, они, дрожа, прижмутся друг к другу.

Нечто подобное произошло и с командой «Кондора» и их пленницами.

Крик Ла Кросса сначала только поразил пиратов неожиданностью. Но очень скоро их удивление перешло в испуг, достаточно сильный, чтобы остановить грозный поединок и отстрочить его на неопределенное время. Слова «Мы на острове!» заключали в себе угрозу страшной опасности. Все присутствующие бросились к скале, на вершине которой все еще стоял француз.

Взобравшись туда и бросив взгляд на окрестность, они убедились в правдивости его слов. По прямой линии до материка было не менее трех географических миль — пространство, недоступное для самого лучшего пловца и настолько далекое, что даже в телескоп было трудно его рассмотреть.

Остров, на который они выбросились, был самый голый и бесплодный из всех утесов, тянувшихся вдоль берега; окаймленный рифами и грудами камней, он был совершенно лишен растительности и, видимо, даже воды.

Сопоставив это обстоятельство с гибелью лодки, злодеи пришли в совершенное отчаяние. После внимательного осмотра местности, исследованной вдоль и поперек, страх их еще усилился, так как добытые сведения были очень неутешительны. Кроме нескольких чахлых кустов, на острове не было никакой зелени или леса, не было ни малейшего ручейка, ключа или пруда — ничего, кроме соленой воды, плескавшейся на камнях, и ни единого зверя, кроме скорпионов, змей и ящериц. Только птицы морские летали и кричали над ними, точно радуясь, что их докучные и назойливые гости попали в ловушку. А что это было именно так, они сами прекрасно понимали. Большинство из них, по своему ремеслу, уже не раз побывали в море и знали, что значит потерпеть крушение.

Некоторые сами на себе испытали весь ужас такого положения и не могли его забыть. Им казалось теперь, что земля от них не в трех, а в тысячах миль расстояния, в самой середине Тихого океана. Сколько золота готовы были они теперь отдать за то, чтобы снова очутиться на барке, отправленном ими ко дну. Их жестокость обратилась против них же самих.

Кому теперь было важно, что дуэль отсрочена? Никто этим не интересовался. Кажется даже, что и не стоило ее затевать.

Безумная ненависть и ревнивое соперничество, конечно, оставались между прежними врагами, но они пока молчали, так как ужас перед близкой гибелью сковал им уста.

Благодаря тревоге, охватившей весь экипаж, Кармен и Иньеса избавились от преследований злодеев и могли гулять по берегу так же спокойно, как по улицам Кадикса. Но зато, взамен опасности со стороны насильников, над ними висела еще худшая угроза голодной смерти.

Неужели же не было средств покинуть остров? Или, оставаясь на нем, как-нибудь поддержать жизнь?

Ответы на эти вопросы приносили одни разочарования. С каждым часом надежды делались все более призрачными.

Не было ни кусочка дерева, чтобы построить хотя бы плот; пищей могли служить только пресмыкающиеся и моллюски, да и тех не легко было набрать. Изредка удавалось убить птицу, но ее мясо оказывалось большей частью горьким и не питательным.

Но хуже всего была жажда. Вокруг была масса воды, но все испытывали танталовы муки, не имея возможности пользоваться ею.

Бывшему экипажу «Кондора» грозила страшная участь — ничуть не лучше той, на которую они сами обрекли брошенных на барке. Правда, своими злодеяниями пираты вполне заслуживали ее. Приходилось только жалеть ни в чем не повинных девушек и надеяться, что судьба освободит их от коварных козней врагов.

Глава XLVIII

ДЛИТЕЛЬНЫЕ СТРАДАНИЯ

Прошло уже несколько дней со времени бегства команды, а «Кондор» все еще продолжал идти с поднятыми парусами на юго-запад. Приговоренные к медленной смерти, капитан, дон Грегорио и повар-негр, все так же неподвижно и безнадежно сидели, привязанные к своим стульям.

Хотя позы их были все те же, наружно они очень изменились, и главным образом это было заметно на тех, кто сидел за столом в кают-компании.

Причина перемены заключалась, конечно, в их физических и нравственных страданиях; в данном же случае эти страдания еще увеличивались муками Тантала, так как эти люди сидели связанными перед роскошно заставленным