Впереди ждало что-то такое, от чего щемило сердце, холодок пробегал по позвоночнику. И это нечто непонятное приближалось с каждым шагом. Они шли легко, лес словно скользил мимо. Ни один камень или корень не попался под ноги, свежий воздух пьянил.

Вскоре старик привел их к подножию горы и, не остановившись ни на мгновение, начал подниматься, перепрыгивая с камня на камень, как молодой. Ключи и замки, по очереди поддерживая все еще слабого Джека, не отставали от него ни на шаг.

– Это здесь… – негромко сказал проводник, когда они добрались до вершины, оказавшись на небольшом плато.

Затем молча еще раз поклонился и поспешил уйти, четко понимая, что смертным сейчас здесь не место. Двенадцать Повелителей переглянулись, чувствуя, что сейчас что-то произойдет. Джек как-то странно улыбнулся, глядя на них, и отошел в сторону. Резкий порыв ветра принес неизвестно откуда взявшийся туман, а когда он рассеялся, вокруг плато высилось двенадцать каменных резных столбов гигантского дольмена. Посреди него стоял менгир, на котором восседал в позе лотоса высохший, как скелет, человек с лицом неопределенного возраста и черными бездонными провалами вместо глаз. Двенадцать не знали, что за тысячи лет ни один из живших на острове людей не видел этого дольмена, да и не мог видеть – это не для людей. Это для тех, кто сумел шагнуть за пределы человеческого и понять больше.

– Вы пришли, – рухнули тяжелые слова на языке, который на Земле не слышали уже много тысячелетий. – Что ж, значит так тому и быть. Вы знаете, что делать. Пора.

Назгул подошел к Баффе и обнял его, прощаясь – он четко осознал, что больше не увидит старого друга, по крайней мере, здесь. ТАМ – возможно. Но кто знает, что будет ТАМ? Он шел от одного к другому, обнимал каждого и желал постичь невозможное. В глазах всех стояли слезы – они понимали, что, быть может, прощаются навсегда. Они окончательно оставляли позади все человеческое, они становились чем-то таким, что не могли объяснить словами, мгновенно постигнув путь в бесконечность.

В последний раз посмотрев в глаза друг другу, все двенадцать совершенно одинаково улыбнулись – и если бы кто-нибудь со стороны увидел их улыбки, то от ужаса сошел бы с ума. В этих улыбках было нечто запредельное, нечто зовущее к безумию и заставляющее взлететь, хочешь ты того или нет. Каждый отошел к одному из двенадцати столбов дольмена и прислонился к нему. Напротив Назгула стоял Белое Перо. Напротив Баффы – Лазарь. Напротив Шломо – Рикардо. Напротив Рагнара – Сабуро. Напротив Красного Орка – Томас. Напротив Фатиха – Рейли. Джек остался возле менгира.

Двенадцать открывающих путь вытянули руки в стороны и всей душой устремились в небо. Из этих рук вырвались разноцветные лучи света, сомкнувшись в двенадцатиугольник. Его грани заиграли цветами, а затем вдруг стали прозрачно-белыми, ни в одном человеческом языке не было описания такого цвета. Как только это свершилось, Джек легко ступил вперед, протягивая отшельнику руки ладонями вниз. В то же мгновение от каждого из двенадцати протянулись к мальчику разных цветов лучи. Последний ключ сформировался.

Отшельник грустно улыбнулся и протянул навстречу свои руки, но ладонями вверх. Их руки сомкнулись. Незаметно ни для кого дрогнул мир. Свершилось! Последний замок был открыт. Последняя печать пала.

Приближающиеся к острову баллистические ракеты внезапно неподвижно зависли в воздухе, а затем оказались далеко за орбитой Плутона, где тут же взорвались. Ощутив это, двенадцать перешедших грань в последний раз посмотрели друг на друга, а затем сделали шаг вперед и навсегда ушли из мира, лишенного надежды. Последним растворился в воздухе отшельник, оставив в дольмене Джека с сияющими, как маленькие звездочки, глазами. У него осталось здесь еще одно неоконченное дело.

* * *

Да что нам цепи да орлы,

И злой оскал седой скалы, -

Не время думать о возмездии за грех.

Нам только главное – успеть

Зажечь в сердцах горячий Свет

И, уходя, в глаза друг другу посмотреть.

Мартиэль

На сей раз, после срыва последней печати, внешне почти ничего не изменилось, по крайней мере, ни один обычный человек ничего не почувствовал, кроме на мгновение возникшей безнадежности. Но это быстро прошло, и люди постарались, не думая о всякой ерунде, заняться своими «важными» делами.

Вот только все дети мира, от восьми до пятнадцати лет, вдруг на мгновение запнулись, а затем раскрыли пронзительно ясные, чистые глаза и окинули окружающий мир недоуменным взглядом, словно спрашивая себя, а что они тут забыли. Многие тут же покинули Землю, поскольку с родителями им говорить было не о чем. Другие – наоборот, любили родителей, хоть те и ничего не понимали, поэтому попытались хоть что-то объяснить несчастным слепым и глухим людям. Правда, удалось это очень немногим – взрослые никогда не воспринимали детей всерьез. Но те, кто смог, точнее, чьи родители были и сами на грани понимания, забрали их с собой.

Мир изменился навсегда, но мало кто это заметил, а кто заметил – не пожелал даже задуматься, ведь те, кто был на это способен, уже ушли. Но еще не все – где-то роющийся в помойке бомж вдруг вставал, распахивал ставшие нечеловеческими глаза и делал шаг вперед, уходя туда, где ждали небо, солнце и ветер. В неком суде то же самое вдруг одновременно сделали подсудимый и судья. Еще где-то в аудитории престижного университета ушли профессор и четыре студента, оставив остальных в полной растерянности.

По всему миру самые разные люди исчезали в никуда, порой настолько разные, что оставалось только удивляться – учителя, целители, плотники, члены молодежных банд, полицейские, военные, инженеры, дворники и многие другие. Причем никто из людей не смог бы понять по каким критериям происходит этот страшный отбор. Оставались те, кто считал этот кошмарный мир и его не менее кошмарные законы единственно верными. Что ж, это был их собственный выбор.

…Ирвин намечал ближайшие действия и насмешливо ухмылялся – совсем скоро «Норт Энтерпрайз» упадет ему в руки, как спелое яблоко. Осталось сделать совсем немного, и успех придет сам собой, при этом следы будут вести не к нему, а к старому конкуренту. Пусть отбрехивается потом. Позже можно будет и с ним окончательно разобраться.

– Папа! – заставил миллиардера поднять голову звонкий голос сына.

– Я занят, Ричард! – с досадой отозвался он.

Но все же поднял голову и замер. Сын смотрел на него пронзительно ясными глазами, в которых ясно читалось осуждение. О Боже, Ричард стал одним из этих мутантов?!! Его единственный наследник, на воспитание которого тратились немеряные средства?!

– Я ухожу, папа… – Голос мальчика был печальным. – Подумай, что ты творишь?.. Ты же лишаешь весь наш мир и себя будущего…

– Я работаю на это будущее! – возмутился Ирвин. – На твое будущее! Если у меня все получится, то ты войдешь в десятку самых влиятельных людей мира! Пусть не я, но ты войдешь точно!

– А ты подумал, нужно ли это мне? – еще более грустно посмотрел на него Ричард. – Пойми, ты же фактически мертв… Зачем тебе все эти деньги? Что они тебе дают? Ты топтал других, не замечая, как умирает твоя душа…