— Спи спокойно, Тереза, операция несложная, пустяковая.

Пустяковая и печальная, доктор Амарилио. Сегодня чрево взращивает плод, завтра станет местом его смерти. Доктор Амарилио с каждым днём всё меньше и меньше понимает женщин. Разве не сама Тереза Батиста пожаловала к нему в консультацию, чтобы попросить его сделать аборт, и, если бы он на то не согласился, отправилась бы, как сама сказала, к любой знахарке, поставщице ангелочков, чтобы совершить то, что задумала? Почему же теперь? Уж не потому ли, что он был единственной надеждой Терезы в борьбе за ребёнка? Надеждой, что его моральные устои врача, его категорическое «нет», — ведь никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, решать её в пользу смерти, — победят принципы доктора Эмилиано. Непреклонность заводчика и неизменность его жизненных принципов не принимали в расчёт никаких чувств Терезы. Ребёнок на улице, нет, она выбирает между ним и доктором. Прощай, желанный ребёнок, которого она так и не узнает, прощай.

Пустяковая операция прошла без осложнений, но по указанию врача и по требованию доктора Эмилиано Тереза лежала в постели. Доктор Эмилиано не оставлял её ни на минуту, то он ей предлагал чай, то кофе, то прохладительное, то фрукты, то шоколад, читал ей книжки, смешил как мог в этот печальный для неё день.

И так целую неделю. Несмотря на звонки из Аракажу и Баии, доктор Эмилиано никуда не выезжал из Эстансии, а сидел возле любовницы. Все дни он был сплошная нежность, ласка и исполнение всех желаний Терезы, надеясь, что она придёт в себя от принесённой жертвы и вновь, забыв обо всём, почувствует вкус к жизни. Таков был доктор, кнут и роза.

20

У входа в сад падре Винисиус встречается с Жоаном Нассименто Фильо, они обмениваются рукопожатием и столь обычными для данного случая фразами: «Надо же, ещё вчера наш друг чувствовал себя вполне здоровым». — «Такова жизнь, никто не знает, что его ждёт завтра». — «Только Бог!» Жоан Нассименто исчезает в темноте улицы. Падре входит в сад, с ним ризничий, худощавый старичок, столь необходимый для отправления культа. Врач идёт навстречу священнику:

— Наконец-то, падре, я уже нервничал.

— Разбудить Клеренсио не так-то просто, и потом, я должен был зайти в церковь.

Клеренсио проходит внутрь дома, с Ниной он знаком много лет. Из сада доносятся ночные звуки: стрекочут цикады, ухает сова. Звёзды меркнут, ночь на исходе, скоро появятся первые признаки нарождающегося утра. Падре Винисиус задерживается в саду с врачом, хочет знать, как это произошло. Когда врач ночью сообщил ему о случившемся, он ещё не совсем проснулся. Теперь он хочет получить подтверждение услышанному.

— На ней?

— Нуда…

— О Господи, какой смертный грех!

— Если в том и есть грех, то грешны мы все, ведя супружескую жизнь или какую другую…

— Конечно, доктор, что тут поделать? И судить или прощать может только всемогущий Господь.

— Я думаю, падре, что если доктор Эмилиано и попадёт в ад, то совсем из-за других грехов.

Вместе они входят в столовую, где ризничий слушает болтовню Нины. В спальне на стуле возле постели сидит растерянная Тереза. Услышав шаги, она поворачивает голову.

— Примите мои соболезнования, — говорит падре Винисиус, — кто бы мог подумать? Но наша жизнь в руках Божьих. Да будет он жалостлив к нам и доктору.

Только не это, нет, услышь это доктор, он бы был оскорблён, он испытывал ужас перед этим словом.

Падре Винисиус действительно печален. Ему нравился доктор, этот могущественный гражданин, такой культурный и такой любезный, с его смертью кончатся цивилизованные вечеринки в приходе, вдохновенные дискуссии, дегустация местных вин и привозных, доброе сосуществование. Возможно, он и будет служить мессу на заводе, как и крестить детей, и совершать свадебные обряды, но без доктора того, что было, уже не будет. Ему нравится и Тереза, скромная и умная, заслуживающая лучшей судьбы, но в чьи теперь она попадёт руки? Недостатка в желающих лечь с ней в постель не будет. Будут и такие, которые заплатят ей хорошие деньги, но равного доктору не будет. Если она останется здесь, то пойдёт по рукам, которых дюжины, одни других богаче. А может, она поедет на Юг, где её никто не знает, она такая красивая и приятная, что может и замуж выйти. А почему нет? Судьба каждого в руках Всемогущего. Судьба доктора — умереть на своей любовнице, во грехе, смилуйся, Господи, будь жалостлив к нему и к ней.

Открытые проницательные глаза доктора изучают страх падре Винисиуса перед Господом, он одержим сомнениями — глаза усопшего как живые. Самый большой грех доктора совсем не этот, врач прав. Неверующий, жестокий, непрощающий, гордый. Он видел его в кругу семьи и понял, что доктор одинок и разочарован, понял истинную причину появления Терезы в его жизни и её значение — она не только красивая и молодая любовница старого и богатого сеньора, но и друг, бальзам, радость. Этот мир Божий, перевёрнутый дьяволом, кто поймёт его?

— Да поможет тебе Бог, Тереза, в этом горе.

Сострадательный взор падре переходит с лица доктора на окружающие предметы в комнате. На столах книги, серебряный нож, на стене фотография голых женщин, купающихся в пенных волнах. Огромное зеркало, бесстыдно отражающее постель. В руках усопшего роза. Никаких символов веры хозяина, сердце которого от неё свободно, и всё в соответствии с его вкусом, который поддерживала Тереза. Но должна приехать семья, Тереза, приехать с минуты на минуту, это народ религиозный, привыкший к отправлению культа, во всяком случае, внешне это так. Можем ли мы позволить, чтобы они нашли труп главы семьи без должных условностей, сопутствующих усопшему христианину? Будучи неверующим, Тереза, он всё равно был христианином, он приказывал служить мессу на заводе, присутствовал на ней, стоял рядом с супругой, братьями, кумовьями, детьми и племянниками, теми, кто работал в энженьо[31]и в поле, с людьми, пришедшими на мессу.

Он был во главе всего и всех, он подавал всем пример.

— Не думаете ли, Тереза, что надо было бы зажечь хотя бы две свечи в ногах нашего друга?

— Как считаете, падре. Прикажите поставить.

Ах, Тереза, ты сама не попросишь принести свечи, не поставишь своими руками и не зажжёшь их! Ты и твой доктор — гордецы. Будь к ним милостив, Господь, молит падре и зовёт Клеренсио:

— Иди сюда! Принеси подсвечники и свечи.

— Сколько?

Падре снова смотрит на отсутствующую Терезу, которой безразлично количество свечей, она неотрывно смотрит на доктора и поселившуюся в нём смерть.

— Принеси четыре.

В темноте ночи под кваканье лягушек движется фигура ризничего.

21

Всё прошло бесследно, так что никто, кроме самого доктора, не заметил даже намёка на какую-то горечь в поведении Терезы, точно воспоминание о случившемся ею было вычеркнуто из памяти раз и навсегда. Не вспоминали пережитого ни сама Тереза, ни Эмилиано. И всё-таки хоть редко, очень редко, но случалось, что глаза Терезы затуманивались и долго смотрели в пустое пространство, и это говорило доктору о вновь нахлынувших воспоминаниях, которые сменяла мягкая улыбка. Ах, их вызывало всемогущее отсутствие того, кто не пришёл в этот мир, не стал видимым и ощутимым, но был в её существе и был вырван из её чрева железными инструментами врача по приказу заводчика.