– Ничего. Подумал, что главный мускул очень хочет, чтобы ты его проверила, хм-м, на крепость.

Я ничего не отвечаю, продолжая губами изучать Рыжего, улыбаясь его ожиданию, и вдруг понимаю, что он держит меня в руках, впившись в предплечья.

– Подожди! – Поднимает к себе навстречу, садясь в постели, со странной серьезностью заглядывая в глаза. – Снова скажешь, что все это похоть? – требовательно спрашивает. – Между нами? Ответь, Тань! Потом, утром, скажешь?

Я молчу. Я устала раскаиваться и не хочу думать. Не хочу ничего предполагать. Я просто хочу сейчас быть с ним, разве ему этого мало? Да, хочу верить, но боюсь. Я все еще помню его вчерашнего и потому отвожу взгляд, откидывая плечи на стену.

– Таня?

– Вить, я не знаю.

– Господи, до чего же ты у меня упрямая! Мне досталась нерешительная Колючка!

– Ну, спасибо!

– Пожалуйста! Что есть, то есть! Упрямая, капризная и вредная!

– Что?! – я действительно поражаюсь его ответу. – Вредная? Я?!

– Ты! – смеется Рыжий и тут же переворачивает мой мир с ног на голову, крепко прижимая к груди. И вот уже я сама тянусь к нему, чтобы погладить волосы надо лбом, забыв все обиды, коснуться ладонями щек, шеи, плеч… Чтобы встретить поцелуй, который не разорвать. Томительно-сладкий, глубокий, нежный и взыскательный в одночасье. Прогоняющий из тела чувственную сытость. Разгоняющий кровь до огненного потока, перекрывающего дыхание, сплетающего наше общее желание в неразрывные узлы.

– Как жаль, что у тебя нет шоколада. Я знаю столько мест, где его можно растопить.

Он в одну секунду вскидывается вверх, подмяв меня под себя, оказавшись вдруг за спиной. Обхватив крепкой рукой под животом, другую медленно ведет вдоль позвоночника к шее, пригибая мою послушную голову, осторожно покусывая натянувшиеся нитью позвонки. Легонько толкает, так, что щека упирается в подушку, а задница оказывается где-то на уровне груди Рыжего, чтобы прижаться губами к тонкому шраму. Тому, что на рваной ягодице.

– Я заставлю тебя забыть о похоти, слышишь! Мне не нравится это глупое слово. Оно не про нас, ты поняла?

– Да.

– Не про тебя.

– Да.

– Не про меня.

– Да.

– Больше – не про нас. Я хочу тебя, Танька. Так сильно, как никогда никого не хотел. Меня заводит одна мысль о тебе, о том, что могу касаться тебя, где захочу. Могу видеть все, что хочу. Могу тебя чувствовать такую, как сейчас. Если бы ты могла слышать мои мысли. Черта с два это просто похоть! Черта с два!

Если можно нежно искусать попу, то это про Рыжего. У меня захватывает дух от того, с каким наслаждением он это делает. С каким удовольствием прикасается ко мне, гладит, исследует бесстыжими губами каждый сантиметр пылающей от его поцелуев кожи, проводит ладонью по животу, где в болезненном ожидании эйфории бьются крыльями разноцветные бабочки.

Он переворачивает меня на спину и смотрит в глаза. Целует коротко, крепко, лишая последних сил. Отстраняется на миг, чтобы снова вернуться, прижать к себе и поймать ртом мое дыхание: заполошное, мелкое, частое, бьющееся мотыльком на раскрытых, припухших губах.

– Как я люблю твои губы, Коломбина. Хочу их, хочу тебя, хочу…

Грудь тоже не остается без внимания. Рыжий ласкает ее, играет, нежит. Влажный язык скользит к животу, забирается внутрь пупка, спускается ниже, оставляя горячую дорожку у сгиба бедра… Колени подгибаются сами, как и пальцы ног. Руки все туже сжимают в кулаках простынь…

В этот раз я забываю задушить крик. Он вырывается из горла бесстыдным стоном чистого удовольствия. Отражается от спящих стен, медленно угасая в тишине комнаты.

– Все, Таня. Тише, тише! Соседок разбудишь. Ты моя умница!

– Я твоя должница, Артемьев.

Он снова важничает, укладываясь сбоку. Улыбается счастливой улыбкой довольного жизнью человека, притягивая меня к себе на грудь.

– Тебе, вредина, я все долги прощаю.

Ну уж нет. «Такое» – прощать нельзя!

– Но я хочу, Вить, – я тоже умею быть благодарной и припадаю щекой к его шее. – Очень! Не заставляй меня набрасываться на тебя и связывать руки. Тем более что есть чем, – намекаю на снятые им чулки. – Вот только ноги перестанут дрожать, и ты получишь мои губы, как хотел. Раз уж они тебе так нравятся. И не только губы…

– Танька, повтори еще раз! – И почему-то такой нетерпеливый вдох полной грудью, что я не могу сдержать смех.

Тоже мне, великодушный нашелся!

Скоро рассвет. Еще темно, но луна давно исчезла за коньком соседней крыши, звезды потускнели, и мы оба чувствуем, как в тишине ночи затаился мир перед неизбежным пробуждением.

Я все же сжалилась над Рыжим и сейчас смотрю, как он стоит у окна и курит в форточку. Рассматриваю темный силуэт парня, утопив щеку в подушку, вспоминая нашу первую встречу, первый разговор, первую ссору… Слезы обиды и мой отчаянный побег в зимний вечер с загородной дачи Алины Черняевой. Могла ли я подумать два с половиной года назад, что наша встреча с Рыжим закончится такой вот щедрой на ласки ночью?.. Нет, конечно же, не могла.

За это время мы изменились. Оба изменились. Я действительно была слишком наивной и простой девчонкой в тот зимний вечер, а он… Он возмужал. Стал увереннее, сильнее. Я хорошо почувствовала разницу, когда пришла к нему в клуб просить за Мишку. Теперь я знаю, каким чужим и равнодушным он может быть, если захочет.

Мишка. Друг. Товарищ по играм. Первый мужчина… Ты мог никогда не случиться в моей жизни, если бы не Рыжий и его слова. Если бы не дурацкое платье и смешные носки. Если бы не злой кулак, обида и неуверенность, толкнувшие меня на глупость. Если бы не все это, я бы хотела, я бы так хотела, чтобы на твоем месте был другой. Не ты.

Не ты. Пусть он и виноват в нашей глупости куда больше твоего.

Не знаю, о чем думает Бампер, глядя тяжелым взглядом в ночь, но я вдруг слышу тихое за тяжелым вздохом:

– Ты не представляешь, Таня, как я жалею о том, что был таким дураком.

И после паузы молчания, длиной в столбик пепла и несколько вспышек сжирающего табак огонька.

– Прости.

– Хорошо.

– И все? – Он все-таки оглядывается, потушив сигарету о дно кофейной чашки. – А как же пожелание получить по заслугам?

– Забудь. Ты нужен мне живой и здоровый.

Я сама немею от того, как это прозвучало. Как слова осели между нами, растворившись тихими звуками. Без лишнего подтекста, прямо и открыто. Как просто созналась вслух, что нуждаюсь в нем.

– Правда? – спрашивает он, и я отвечаю, понимая, что отступать поздно:

– Правда.

– Ну, спроси меня, Тань. – Рыжий приваливается голым бедром к подоконнику, складывая руки на груди. – О чем задумалась?