– Подожди!

– Нет! Никогда. Никогда больше не подходи ко мне!

Но Вовка снова становится на пути, упрямо сжимая губы.

– Он тебе нравится, да? В этом все дело? В дорогой тачке и шмотках? В клубе? Конечно, куда мне до него. По части горячих девочек я не такой спец.

– Что ты несешь? Совсем рехнулся?

– А то! Не думал, Крюкова, что ты окажешься такой же дурой, как все!

– Пусти!

Но Вовка сегодня удивляет упрямством и напором.

– Скажи, сколько надо подождать? Неделю? Две? Месяц?.. Сколько, пока ты перебесишься? Пока не накажешь меня? Я знаю, что Наташка была ошибкой, наша ссора была ошибкой, но ты сама виновата! Неужели так сложно было уступить?! Знай: я не собираюсь хранить верность, пока ты будешь трахаться с ним! У меня тоже есть гордость!

Нет, это не Вовка Серебрянский. Не тот тихий парень, которого я знала. Который так боялся расстроить родителей и так стеснялся при них поцеловать свою девушку. У меня внезапно глохнет голос и пропадает все желание выяснять, кто из нас прав, а кто виноват. Я говорю неожиданно тихо и равнодушно. Навсегда вычеркивая наше общее с ним прошлое из головы.

– Пошел ты!.. Взял и убил все хорошее, что между нами было. Ну и зачем, а, Серебрянский? Ведь перегорело все?

Он не отвечает, и я ухожу, так и не оглянувшись. Захожу в аудиторию, где уже минут двадцать как идут занятия, чтобы нарваться на грозный взгляд преподавателя, устремившийся на меня с кафедры, и вопрос, прозвучавший донельзя вовремя:

– Вот сейчас нам всем студентка Крюкова и напомнит, кто впервые в экономической теории ввел понятие «Воспроизводство» и что оно в себя включает. Татьяна, озвучьте вашу версию, пожалуйста!

Слава Богу, это азы макроэкономики, но все равно ответить получается не сразу.

– Француа Кенэ, к-кажется. Включает процессы производства и реализации. Их постоянное повторение.

– Отлично, – кивает мужчина, удерживая меня на пороге. Он спускается с кафедры и замирает у первого ряда парт, глядя на меня с неподдельным интересом. – И? – вскидывает густую бровь, закинув руки за спину, перекатываясь с носков на пятки и обратно. – Продолжайте, Крюкова, – великодушно разрешает. – С кем мы имеем дело? Основателем какой школы был Кенэ? Ученый, врач, экономист. Человек, приближенный к королевскому двору, личный лекарь мадам Помпадур, совершивший важные шаги в такой науке, как «Экономика». Одним из первых применивший комплекс методов для проведения макроэкономического анализа?

Вот за что мы все любим нашего Генриха Азаровича, так это за то, что на свои вопросы он большей частью отвечает сам.

– Французской. Экономической школы физиократов.

Фу-ух, это не сложно. Я заслужила вопросы своим опозданием и прогулом, и пусть руки все еще дрожат от разговора с Серебрянским, щеки горят, а дыхание сбито от ссоры и бега, кажется, профессор экономики решает великодушно избавить меня от личного гнева.

– Именно! – Он возвращается на кафедру и окидывает притихших студентов хмурым взглядом. – Из чего мы с вами, уделяя внимание истории экономического развития Европы, можем сделать соответствующие выводы: первая попытка описания макроэкономических закономерностей была предпринята еще в середине восемнадцатого века, во Франции, ученым Француа Кенэ. Запомните это имя, пожалуйста, мы к нему еще вернемся. А сейчас я бы хотел услышать от вас ответ на вопрос: какие именно вы знаете методы, возможно, комплекс методов, применяемых для макроэкономического исследования? Вика Григорьева! Пожалуйста, расскажите нам, что с вашей точки зрения характерно для данного рода наблюдений…

За спиной открывается дверь и входит Серебрянский. Я чувствую его взгляд, уткнувшийся между лопаток, сердитое сопящее дыхание шевелит затылок, и этого достаточно, чтобы я, наконец, сорвалась с места. Буркнув преподавателю: «Извините», бегу к крайнему ряду парт, сажусь за последнюю у окна, старательно делая вид, что не заметила, какими заинтересованными взглядами встретили меня одногруппники.

Странно. С чего бы к моей скромной персоне проснулся подобный интерес? Неужели и правда, все выдают губы? Я ведь на себя толком и взглянуть не успела. Надеюсь, все не так ужасно, как сказал Вовка, и в открытом вороте блузки, под упавшими на плечи волосами не очень заметны следы поцелуев Рыжего, усеявшие шею и ключицы. Я помню, как он припадал ко мне, но ведь отвечала тем же!

Господи, кого я обманываю! Если бы не мысли о ночи, с которыми проснулась, если бы не три минуты свободного времени, я бы наверняка сообразила надеть что-нибудь более закрытое, а теперь хоть голову прячь в песок как глупый страус.

Лилька Еременко все же успела на ленту первой и теперь подмигивает мне под самым носом у профессора, щуря наглые глазки. Тычет пальцем в сторону соседки по ряду, Алинки Черняевой, чье симпатичное личико сейчас растянуто в улыбке, большой палец правой руки оттопырено смотрит вверх, а глаза говорят о большом секрете, который она вовсе не обещает удержать за зубами, и я впервые замечаю в ее чертах сходство с братом.

Это все улыбка. У Бампера она отцовская. Рыжий неисправим, и когда телефон снова вздрагивает в вибро-режиме, словно нарочно выбрав момент полнейшей тишины в аудитории, я быстро отключаю его, спрятавшись от всевидящих глаз Генриха за широкой спиной Валерки Корнеева.

Вот черт! Что он как маленький! Знает ведь, что я на учебе!

Но прочитать так хочется!

– Татьяна! – возвращает меня с небес на землю недовольный голос преподавателя, прозвучавший, кажется, под самым потолком. – Не думайте, что я не видел в журнале посещаемости ваши «Н» – ки! Очень надеюсь, что к следующей ленте вы соберетесь, и напишите контрольную работу, как следует! У меня не так много свободного времени, чтобы уделять его каждому студенту!

Плодить хвосты к летней сессии никому не хочется, это верно, так что собираться приходится всей группе. Контрольная по профильному предмету – дело серьезное, и перемена пролетает незаметно, пока студенты шуршат учебниками, справочниками, конспектами, в надежде одолеть «Макроэкономику».

Я невольно вспоминаю о Вовке и поднимаю на парня глаза. Последнее время мне часто приходилось помогать ему, но сейчас к его плечу склонила светловолосую голову отличница Наташка Сомова, и я спешу отвернуться, не чувствуя абсолютно ничего по поводу их близости. Не чувствуя горячей обиды, разве что легкое сожаление о чем-то безвозвратно утраченном. О том, что было, но уже не вернется никогда.

Генрих Азарович как всегда точен и требователен. Задание для контрольной мне попалось сложное, и я стараюсь выложиться по полной, третий час кряду рассуждая в тетради на тему «Управление и регулирование социально-экономических процессов». Вяло высказываю свое тихое и субъективное мнение насчет «Теории Кейнса», затронув основные принципы анализа рыночных отношений. Усиленно грызу колпачок ручки, строя догадки, где же именно зарыта та самая точка равновесия в экономике между рынком и государством, чувствуя, что в моей цепочке ДНК появляется лишняя хромосома, когда слышу короткий стук в дверь.