На прошлой неделе способ убить Мура обрел четкие черты. Группа охотников из племени галлас принесла в мой лазарет своего товарища. Он пребывал в сомнамбулическом состоянии, странно двигался, температура была понижена настолько, что кожа была почти что ледяной. Соплеменники сказали, что больного заколдовал шаман вуду, но негр-толмач заявил, что всему виной — укус какого-то насекомого. На руке различался след — ярко-алый в самом центре и багровый по краям, на вид жуткий, — неудивительно, что туземцы приписали болезнь злонамеренным чарам. Похоже, такие случаи бывали и раньше, — негры в один голос твердят, что противоядие их племени неведомо.

Седой Нкуру, один из старейшин деревни, говорит, что это укус «мухи-дьявола». От него человек неизбежно умирает, а душа и мысли его переходят в ужалившее насекомое — он как бы продолжает жизнь в новом воплощении. Любопытное суеверие — представить не могу, какие у него могут быть истоки. Больному негру — звать его Мвана, — я ввел хинин и взял на анализ образец крови. В нем я обнаружил чужеродный микроорганизм, но идентифицировать его не смог. Больше всего походит на те бактерии, что обнаруживаются в крови животных после укуса мухи цеце. Но ведь цеце не нападает на людей, да и ареалы ее распространения — гораздо южнее.

И все же теперь я понял, как совершу свое идеальное убийство — на дуэли между мной и доктором Муром на поле африканской энтомологии. Я достану его отсюда, из Африки, через многие тысячи километров — отправлю в Америку целую посылку этих мух, позаботившись, чтобы Мур получил их через надежные руки с уверениями в их совершенной безвредности. Он позабудет всякие предосторожности, когда увидит незнакомый науке вид, а там сама Мать-Природа молвит свое весомое слово! Нетрудно, думаю, будет сыскать насекомых, чей вид нагоняет на черномазых страх. Посмотрю, как справится с болезнью Мвана — и сразу же на поиски моих маленьких разносчиков смерти.

7 января 1929 года.

Мване ничуть не лучше, хоть я и перепробовал на нем десятки подручных лекарств. Не помогает ни одно — туземец бредит и постоянно спрашивает, как же он, такой большой, после смерти уместится в крохотной мухе. Когда острая фаза бреда минует, Мвана снова впадает в ступор — зрачки не реагируют на свет, но сердце продолжает слабо биться. Мне нужно спасти его, чтобы он указал на то место, где его укусила муха-дьявол.

Стоит написать письмо доктору Линкольну, моему предшественнику в сей глуши. Алан — глава здешнего торгового поста — говорит, что тот знал почти все о местных хворях. Если кто-то из белых имел дело с мухой-дьяволом, случай не мог пройти мимо внимания доктора. Сейчас он в Найроби, и негр-почтальон обещал доставить мне ответ в неделю, если я покрою его затраты на проезд.

10 января 1929 года.

Состояние пациента без изменений, но я раздобыл кое-что. В ожидании ответа доктора Линкольна я изучил подшивки медицинских журналов и газет, которыми был забит здешний кабинет предшественника. Сыскались даже выпуски полувековой давности, и я набрел на заметку, в которой сообщалось об эпидемии в Уганде, около тридцати лет назад унесшей несколько тысяч жизней. Причиной был необычайный рост популяции тропической мухи, кем-то неизвестным окрещенной glossina palpalis — на манер двоюродной сестры, известной всем glossina morsitans, мухи цеце. Колонии ее гнездятся вдоль берегов рек и озер, пища этих насекомых — кровь крокодилов, газелей и крупных млекопитающих. Поначалу, когда в кровь животного внедряется микроскопическая трипаносома, бактерия, провоцирующая сонную болезнь, внешне никаких перемен не наблюдается. Крокодилы и газели спокойно переносят инкубационный период, длящийся тридцать один день, а потом делаются заторможенными, угнетенными — на сорок четвертый день после инкубационного периода умирают.

Сомнения нет — таковы последствия укуса мухи-дьявола, о которой толкуют старики в здешних племенах. Надеюсь, Мвана перенесет болезнь. Примерно через четверо-пятеро суток придет ответ от Линкольна — у него отличная репутация в подобных делах. Самая насущная проблема — доставить мух Муру так, чтобы он их не узнал. С его проклятой академической дотошностью — вполне возможно, что он уже знает все о них, коль скоро записи существуют.

15 января 1929 года.

Только что получил письмо от Линкольна — тот подтвердил все газетные сообщения о glossina palpalis. Он разработал противоядие, которое успешно применял в случаях, когда болезнь не зашла слишком далеко: внутримышечные инъекции трипарсамида. Мвана болен почти два месяца, так что я не уверен в эффективности лечения. Впрочем, Линкольн пишет об отдельных случаях, тянувшихся до восемнадцати месяцев, — может статься, у меня есть еще время. Через почтальона Линкольн передал несколько препаратов, и я уже испробовал их на Мване. Ступор не проходит. Приходила его жена из деревни, но он не признает даже ее. Если негр выживет — пусть обязательно покажет мне, где водится эта муха. По рассказам, он непревзойденный охотник на крокодилов, читает местность Уганды как открытую книгу. Я сделаю ему еще одну инъекцию — но уже завтра.

16 января 1929 года.

Сегодня Мвана выглядит не в пример лучше, но снизилась частота пульса. Продолжаю инъекции — в рамках рекомендуемой Линкольном дозировки.

17 января 1929 года.

Первые признаки выздоровления. Мвана открыл глаза, вел себя осознанно, пусть и был заторможен после инъекции. Надеюсь, Мур не осведомлен о действии трипарсамида. Очень может быть; сколько помню, он никогда не питал особого интереса к фармакологии. Похоже, у Мваны отнялся язык, но то пустяки — главное, чтобы он встал на ноги. Сам я едва держусь: все мысли о сне, однако Боже остереги от такого сна, как у этого черномазого!

25 января 1929 года.

Мвана почти здоров; на следующей неделе он сможет сопроводить меня в джунгли. Придя в себя, он впал в истерику — все боялся, что душа его переселилась в муху, — однако мне удалось убедить его, что всякая опасность миновала. Теперь за ним ухаживает его жена, Угове, и у меня есть время на сон. Как только восстановятся силы — сразу же в джунгли.

3 февраля 1929 года.

Состояние Мваны превосходное. Говорил с ним о предстоящем путешествии — туземец боится даже приближаться к месту, где его укусила муха. Остается взывать к его чувству долга передо мной — похоже, он верит, что в моих силах не только излечить болезнь, но и извести на корню ее источник.

Позже в тот же день:

Я был опрометчив, считая Мвану трусом. На деле отваге этого дикаря позавидовал бы и белый — уж нет никаких сомнений, что он отправится со мной. Главе поселения скажу, что поход наш исключительно в интересах здешнего здравоохранения.

12 марта 1929 года.

Наконец-то прибыли в Уганду. Не считая Мваны, со мной еще пятеро туземцев. Тех черных, что более-менее цивилизованны здешним укладом, не подвязать ни за какие деньги после инцидента с Мваной. Джунгли кишат ядовитыми тварями и чадят чумной скверной. Все озера кажутся застойными. В одном месте наш отряд набрел на огромные руины — негры предпочли обогнуть их дальней стороной. Они говорят, что эти мегалиты когда-то служили пристанищем или форпостом Ловчих Извне — что бы это ни значило — и местом поклонения злым богам Ктулху и Тсаттогва. До сих пор близость руин, по словам черномазых, приносила лишь невзгоды: каким-то непонятным образом эти строения связаны с ареалом мухи-дьявола.